Методы, которые применяются при реконструкции генеалогии рода человеческого, принципиально ничем не отличаются от тех, что с успехом работают в изучении филогении остальных животных. Классический подход основан на поиске, описании и изучении фоссилизированных остатков древних гоминид. Трудности и ограничения, с которыми сталкиваются в своей работе палеоантропологи, нам уже хорошо известны. Это фрагментарность и скудость ископаемого материала, большие перерывы в геологической летописи, а также почти полное отсутствие сохранившихся мягких тканей. Правда, и окаменевшие кости как таковые могут быть невероятно информативны, особенно если использовать для их изучения суперсовременные научные приборы. Даже один-единственный зуб нашего далекого предка может много рассказать о том, как и чем питался его владелец, обрабатывал ли он свою пищу или поедал ее сырой, каково было соотношение растительных и мясных кормов в его рационе и так далее. Изучая черепную коробку, можно сделать важные выводы о размерах и даже строении мозга, который в ней когда-то помещался. Но все равно очень многое приходится реконструировать и додумывать, опираясь как на несомненные факты, так и на более или менее реалистичные интерпретации.
Рождение палеоантропологии как научной дисциплины датируется сентябрем 1891 г., когда никому не известный военный врач голландской армии Эжен Дюбуа откопал на острове Ява фрагменты скелета питекантропа, давно предсказанного эволюционистами «обезьяночеловека». С тех пор поиски предков человека велись на разных континентах и в разных странах. Не закончены они и поныне. Примерно раз в несколько лет палеоантропологи публикуют сообщения о новых важных находках, поэтому неверно было бы думать, что «ископаемая родословная» нашего вида уже восстановлена во всех подробностях. Лучше всех изучены, конечно, ближайшие к нам по времени палеогоминиды, особенно неандертальцы. Сенсационные африканские открытия последних десятилетий — сахелантроп, оррорин, кениантроп — постепенно заполняют зияющие бреши, соответствующие первым миллионам лет антропогенеза, прошедшим после разделения двух эволюционных ветвей, на вершине которых находятся современные люди и шимпанзе. Эти гоминиды жили 3 млн лет назад и раньше, и в руках палеонтологов нет ни одного их полного скелета, только отдельные зубы, обломки бедренных костей, иногда черепов. Вот почему положение вновь найденных предков в человеческой родословной часто становится предметом жарких споров. Это касается и видов, не столь удаленных от нас во времени. Достаточно упомянуть не окончившиеся и по сей день дискуссии о знаменитом «хоббите» — карликовом гоминиде, останки которого были обнаружены в 2003 г. на индонезийском острове Флорес. Многие видят в нем особый вид рода Homo, для которого, как и для многих островных животных, карликовые размеры являются нормальным видовым признаком. Некоторые ученые, однако, настаивают, что это не более чем разновидность человека разумного (наподобие африканских пигмеев) или что найденные части скелета принадлежат «уродам»-микроцефалам. Впрочем, описание в 2019 г. еще одного карликового вида гоминид, жившего на филиппинском острове Лусон, резко снижает правдоподобность «уродской» гипотезы
[228].
Особенно большие надежды сегодня возлагаются на сравнительно новый подход, основанный на выделении и расшифровке «древней ДНК». О некоторых результатах, полученных с его помощью, я уже рассказывал в главе 9. Эта область палеоантропологии, называемая палеогеномикой, развивается стремительно. Когда в 1997 г. Маттиас Крингс (Matthias Krings) и Сванте Пеэбо (Svante Pääbo) объявили о расшифровке небольших фрагментов митохондриальной ДНК неандертальца, это выглядело настоящей фантастикой. Сейчас исследователи могут оперировать целыми геномами, причем и неандертальцев, и денисовцев, и древних людей современного типа. Расшифровать полный геном неандертальского человека по ДНК из костей, обнаруженных в Хорватии, удалось уже к 2010 г.
Но заглянуть еще глубже в прошлое человечества таким способом, увы, пока почти не удается. Современные технологии не позволяют расшифровывать древнюю ДНК из образцов старше 0,5–1,5 млн лет
[229]. Есть еще одно но, несколько ограничивающее возможности этого подхода. Древняя ДНК обычно извлекается из останков отдельных особей, живших порой на большом удалении друг от друга. С точки же зрения популяционной генетики наиболее достоверные результаты получаются, только если анализируются не индивидуумы, а целые популяции
[230]. Это легко реализуется при изучении современного человека, но почти невозможно при анализе вымерших видов, когда приходится работать с тем, что есть.
Вот почему столько внимания уделяется еще одному «окну в прошлое», которое приоткрывают нам исследования генома ныне живущих Homo sapiens. Представим, что мы, люди, относились бы не к позвоночным животным с окостеневшим внутренним скелетом, а к группе каких-нибудь совершенно мягкотелых организмов (разумные слизни!), от которых в геологической летописи не остается практически ничего. Но и в этом фантастическом случае методы молекулярной филогенетики позволили бы нам не только выявить свое кровное родство с остальным животным миром, но и узнать немало интересного об эволюционной судьбе нашего вида.
Здесь никак не обойти молчанием самое знаменитое детище палеогенетиков — митохондриальную Еву. Некоторые не очень хорошо разбирающиеся в биологии авторы сочли ее «научным доказательством» реального существования в прошлом библейской праматери всех людей. Той самой своенравной первой женщины, поддавшейся на уговоры змея-искусителя (а что было дальше, вы сами знаете).
На самом же деле в научной статье, с которой началась эта история, никакая «Ева» даже не упоминалась. Статья увидела свет в журнале Science в первый день нового 1987 г., и называлась она сухо и по-научному деловито: «Митохондриальная ДНК и эволюция человека». Авторами ее были три сотрудника кафедры биохимии Калифорнийского университета. Путем анализа митохондриальных генов, взятых у 147 женщин, принадлежащих географически удаленным друг от друга популяциям человека (от Северной Америки до острова Новая Гвинея), они показали, что все современные люди имеют митохондриальную ДНК, «происходящую от одной женщины, жившей предположительно 200 000 лет назад, вероятно в Африке»
[231]. Кто первым окрестил эту прародительницу митохондриальной Евой, в точности не известно, скорее всего, кто-то из журналистской братии. Прозвище понравилось и стало мелькать не только в прессе, но и на страницах научных журналов.
