У Симона не осталось ни малейших сомнений.
Взять хотя бы само название — Сангвинарии. Если подумать, то все так очевидно!
Он перечитал письмо мадам де Севинье:
Итальянец Мазарини завоевал двор своим талантом оратора, чутьем в политических интригах и глубокой эрудицией, но главным образом — своим богатством, которое приобрел благодаря маленькому острову Морнезе. Это единственное в своем роде сокровище, от которого он был без ума, при помощи которого сумел подкупить французскую аристократию, это неисчерпаемый источник богатства, которым восхищался французский двор. Без этого сокровища коронация Людовика XIV не была бы столь великолепной.
Сведения, собранные Жаном Реми, со всей очевидностью указывали, что это за сокровище.
Симон закрыл папку и торопливо направился к выходу. Юная кассирша робко улыбнулась ему вслед. Симон постоял несколько минут, дожидаясь, пока свежий ночной воздух взбодрит его, потом вытащил мобильник.
— Клара?
— Каза? — В трубке слышалось тяжелое дыхание.
— Клара, ты где?
— На лестнице. Двести двадцать три ступеньки. Потом расскажу.
— Клара, думаю, я разгадал секрет Безумства Мазарини. Почва острова обладает исключительными свойствами, это редкая и сложная смесь. Особенно там, где находятся развалины аббатства. Такая земля встречается всего в нескольких уголках Франции. Не буду грузить тебя подробностями…
— Да что в ней такого особенного, в этой почве? — спросила Клара, продолжая спускаться.
— Примерно такая же почва там, где делают лучшие французские вина. Борделе. Бургундия. Этот молодой фермер, Люсьен Верже, был виноградарем. Безумство Мазарини — это вино, одна из лучших марок вина!
Клара резко остановилась. Лестницу маяка освещали редкие маленькие светильники, и отец Дюваль, спускавшийся следом, едва не налетел на нее.
— Отец Дюваль, вы разбираетесь в винах?
— Неплохо, — ответил тот слегка удивленно.
— Держите, вы поймете лучше меня. — И, не дав священнику возразить, сунула ему телефон.
— Алло? Это Дюваль, начальник летнего лагеря.
— Вы что-нибудь понимаете в винах?
— У меня в погребе около тысячи бутылок.
— Отлично! — завопил Симон. — Безумство Мазарини оказалось вином! Если хорошенько подумать, это совершенно очевидно. Сангвинарии — название виноградников, известное со времен Средневековья. Одно из лучших французских вин, которое давно делали монахи-бенедиктинцы, и Мазарини его обнаружил. Потом его производить перестали — революция, аббатство было разрушено, ссоры из-за наследства. Участок был слишком мал, слишком далек от всего. О нем забыли. И не вспоминали — до тех пор, пока в девятьсот четырнадцатом молодой фермер Люсьен Верже не начал снова производить красное вино острова Морнезе.
— Вполне возможно, — согласился отец Дюваль. — Морнезе расположен южнее, чем виноградники Шампани и Эльзаса или долины Рейна и Мозеля с их айсвайнами. К тому же здесь океанический микроклимат, туманы защищают растения от заморозков, участок обращен к югу — да, выглядит правдоподобно. На Джерси и сейчас делают превосходное белое вино. Но почва Морнезе намного богаче, и если найти подходящий сорт винограда… Боже правый… Для полной уверенности… Надо бы попробовать!
— Люсьен Верже был последним, кто делал вино на Морнезе! — Казанова так разволновался, что почти орал. — Его ферма расположена на юго-востоке острова, на одной из самых высоких его точек. Она по-прежнему заброшена, и подняться к ней можно только с берега. Если от Безумства Мазарини на острове что-то осталось, если Жан Реми десять лет назад нашел одну из последних бутылок, то именно там, на заброшенной ферме Люсьена Верже.
— Нам надо торопиться! — пропыхтел отец Дюваль. — Мы вам перезвоним.
Священник вернул Кларе телефон и протянул бинокль Дельпешу, который шел последним:
— Поднимаемся снова. То есть вы поднимаетесь, а меня увольте… Теперь мы знаем, куда надо смотреть, — на заброшенную ферму Люсьена Верже. От нее до маяка по прямой чуть больше километра.
Дельпеш послушно полез наверх.
— Староват я для такого! — пожаловался он.
— Не ной! — весело откликнулась Клара. — Мы же не успели добраться до самого низа. — И тоже начала подъем.
Снизу донеслись быстрые шаги Мади и шаркающие — Армана. Подростки все поняли и возвращались на галерею.
Наверху Дельпеш тут же направил бинокль на старую ферму. Клара и Мади нетерпеливо топтались рядом, Арман снова занял пост у двери.
— Ну что? — спросила, стуча зубами, Клара.
— Ничего, — хмуро ответил журналист. — Совсем ничего! Все спокойно, окна темные, никакого движения. Еще один ложный след!
— Можно я посмотрю? — попросила Мади.
— Смотри, если хочешь, — ответил журналист. — Только по-быстрому, пока мы себе всё не отморозили.
Мади поднесла бинокль к глазам и стала ждать, когда луч маяка на несколько секунд осветит ферму. После десятой попытки она сдалась:
— Все будто вымерло.
— Спускаемся, — сказал журналист.
— Хорошо, — вздохнула Мади и вернула бинокль Дельпешу.
Они спустились уже ступенек на сто, когда Мади неуверенно спросила:
— На всякий случай… Цифры 80.11.00… Это никому ничего не говорит?
Еще четыре ступеньки.
Крик Армана взлетел по винтовой лестнице:
— Что? Что ты сейчас сказала?
Мади резко остановилась.
— На окне фермы. Там цифры. 80.11.00.
— 80! — еще громче заорал Арман. — На 11 часов! Это у нас с Коленом игра такая! Он там! Колен совершенно точно там, на этой ферме!
68. Прощание навсегда
Воскресенье, 20 августа 2000, 03:21
Разрушенная ферма Люсьена Верже, остров Морнезе
Сначала я принял это за луч маяка, но он не двигался по кругу. Луч замер на ферме, залил комнату резким светом.
Валерино бросился к окну, попытался что-нибудь рассмотреть, но его ослепил мощный прожектор.
— Какого черта, что там происходит? — крикнул Максим Приер.
— Я не зна…
Валерино не успел договорить. В комнате загрохотал мужской голос:
— Валерино. Дюкурре. Выходите и сдавайтесь без сопротивления. Вы окружены.
Валерино локтем выбил стекло и, держась от окна сбоку, оглядел заросшее сорняками поле перед фермой. Обернулся к Тьерри и Приеру:
— Легавые! Больше десяти машин. Черт. Как они могли нас найти?
Он злобно посмотрел на меня.
Непонимающе.
