Отец раскинул руки, словно собирался обнять меня.
— Наконец-то мы вместе! Наконец-то! Все хорошо, Колен. Надеюсь, ты не принял всерьез комедию в сарае. Сам знаешь, что никакой опасности не было, за несколько часов задохнуться невозможно. Мне надо было напугать тебя, прикинуться злодеем, чтобы отвлечь внимание. Я потом объясню. Тьерри должен был изобразить меня мерзким чудовищем.
И отец расхохотался. Я повернулся к Тьерри — тот улыбнулся чуть натянуто, но возражать не стал.
Так, значит, все, что несколько часов назад он говорил мне в изоляторе, — все это было враньем?
И мой отец не чудовище!
Я знал, знал это.
Брижит все еще старалась не встречаться со мной глазами. Отец шагнул ко мне. Я открыл было рот, чтобы его расспросить, но он вскинул руку:
— Все в порядке, Колен, мы в кругу семьи. Все вопросы потом, сейчас есть более срочные дела. — Он повернулся к освещенной карте: — Это план подземелий острова. Больше десяти лет поисков, исследований. Иногда метр за метром. Единственный в своем роде план.
Я все же спросил:
— Ты прятал его у нотариуса?
— Да.
Тьерри приблизился к нам. Он то и дело оборачивался, беспокойно всматривался в коридор, поглядывал на часы. Отец тоже заметил его нетерпение.
— Колен, у нас мало времени, ты должен сосредоточиться. Этот план приведет нас к Безумству Мазарини.
Опять этот проклятый клад! Только он их всех интересует.
— Монахи-бенедиктинцы веками прокладывали ходы под островом, — продолжал отец, — это настоящий лабиринт. Смотри…
Я наклонился над столом с картой. Отец ткнул в метку на пожелтевшей бумаге — красный крестик.
— Посмотри сюда, Колен. Вот здесь и спрятаны сокровища. Безумство Мазарини. В самом сердце лабиринта. — Рука отца легла на мое плечо. — Нам недостает лишь одной детали, Колен. Одной подробности, которая известна только тебе. Подробности, которую только ты можешь вспомнить.
Я послушно закрыл глаза. Опять это пресловутое воспоминание, запрятанное в моей голове.
Подробность? Что за подробность?
Тот самый последний обед? Крики. Папина рука. Его обручальное кольцо. Его рука подносит стакан с вином ко рту. Его лицо, когда он наклонился ко мне. Его лицо!
Нет…
Газовая лампа отбрасывала гигантские тени на своды и опоры, искажая фигуры взрослых, превращая их в монстров из кошмара.
В моем воспоминании склонившийся надо мной человек был моим отцом, я это знал точно. Но у него было не лицо моего отца. Это было не лицо человека, стоящего со мной рядом, не лицо человека с фотографии, где мы с ним и с мамой стоим перед аббатством, десять лет назад. Брижит поставила этот снимок у моей кровати через несколько дней после смерти моего отца. Мне было шесть. Всего шесть. И это лицо с фотографии впечаталось в мою память. Никто не мог подменить это воспоминание другим.
И все же…
Сейчас в памяти всплывало совсем другое лицо, ко мне наклонялся другой человек, незнакомый мне, — человек, которого я увидел на листке «Островитянина». Это он прошептал мне на ухо: «Колен, я открою тебе великую тайну».
Нет!
Я открыл глаза. Я больше не хотел вспоминать. Я сходил с ума.
— Мне очень жаль… я не могу, — с трудом выговорил я.
Мне не удалось произнести «папа».
— Надо, Колен. — Голос отца прозвучал строго, даже жестко, как тогда, в сарае.
Неужели кошмар повторяется?
Нет, здесь же Тьерри и Брижит. Они мои опекуны.
— Надо, Колен! — Интонация еще резче. — Ты ведь что-то вспомнил. В изоляторе. Брижит мне рассказала.
Я посмотрел на тетю. Она стояла, отвернувшись, прижавшись к стене, в густой тени. Так, значит, они следили за мной, наблюдали за моими реакциями. Их интересовал только проклятый клад.
Несколько долгих секунд все молчали. Потом Брижит медленно шагнула вперед, на тусклый свет. В ее осунувшемся лице было что-то призрачное, пугающее, но во взгляде, который она наконец остановила на мне, я различил сочувствие и чуть ли не боль.
— Пожалуйста, Колен. Ты должен вспомнить. Может, тебе это кажется неважным, но чтобы все обрело смысл, ради тебя, ради всех нас ты должен вспомнить. Это единственный способ тебя защитить. Если это еще возможно.
Надо, чтобы она сказала больше.
— Защитить меня от кого? — слабым голосом спросил я.
Никто не ответил.
Тут из тоннеля донеслись быстрые шаги, подхваченные эхом.
Кто это может быть?
Мади и Арман? Так им удалось пройти по моему следу из красных обрывков! Я посмотрел на отца, на Тьерри. Оба выглядели встревоженными и явно задавались тем же вопросом, что и я.
Кто мог нас найти?
Шаги приближались, быстрые, уверенные.
Шел, несомненно, один человек.
Кто?
Мади?
Показалась тень. Большая. Слишком большая.
Взрослый.
Человек уверенно двигался на тусклый свет. Я узнал его еще до того, как увидел лицо.
Жан-Луи Валерино.
И заледенел от звука его голоса.
— Простите, что помешал милому семейному сборищу…
Оружия у него в руках не было. Ни отец, ни Тьерри не пошевелились.
— Что ты здесь делаешь? — спросил отец. — Ты не должен был показываться. Ты все провалишь. Мы только начали допрашивать мальчишку.
Мальчишку.
Кошмар и впрямь повторялся.
— Скорее мальчишка все и провалит, — возразил Валерино. — Мне бы не хотелось играть роль людоеда… но этот придурок вообразил себя Мальчиком-с-пальчик.
Валерино разжал ладонь, и мятые красные бумажки закружились в свете газовой лампы, спланировали на карту.
Он подступил к Тьерри:
— Тебе следовало получше за ним присматривать. За столько лет ты должен был научиться ему не доверять. Он вас всех поимел. Хорошо еще, что я шел за вами!
Не раздумывать.
Бежать.
Выскочить из крипты и рвануть по лабиринту наугад. До арки лишь несколько метров. Это возможно. Бежать, не раздумывая. Отец, Брижит и Тьерри — все они сообщники Валерино, убийцы. Кошмар наяву.
Бежать.
Но я не успел пошевелиться — Валерино, словно разгадав мои намерения, схватил меня за плечо:
— Посиди, умник.
Отец придвинул стул, они с Тьерри и Валерино встали между стулом и выходом. Мне пришлось сесть — а что еще оставалось делать? Брижит молчала, опять укрывшись в тени у стены.
