— Открой телефонный справочник, — продолжил Симон. — У меня появилась еще одна гениальная мысль…
— Гений никогда не отдыхает? — вздохнула Клара.
— Нет. А ты сейчас обалдеешь.
21. Надругательство
Четверг, 17 августа 2000, 15:03
Дорога, ведущая к цитадели, остров Морнезе
Я никогда особенно спортом не увлекался, однако в тот день побил все свои рекорды. Пьяница не успел ни прикоснуться ко мне, ни произнести хоть слово, а я уже бежал, забыв обо всем на свете. «Судя по виду этого зомби, — думал я, — ему меня не догнать, быстро выдохнется…»
Лишь бы только у него не оказалось в кармане пистолета или чего-то такого.
Я мчался и мчался. Спина взмокла, высокая трава хлестала по ногам, наверняка исцарапаны до крови, но взглянуть я не решался.
Никогда в жизни у меня так не колотилось сердце. Я слишком резко рванул с места и понимал, что не выдержу такого темпа. Я сглупил. Сейчас сломаюсь, рухну, и он меня настигнет. Я не бегал по меньшей мере год, однако ноги каким-то чудом пока что несли вперед. Надолго ли их хватит? Главное — не оглядываться.
Бежать.
Он все еще гонится за мной?
Добежать до шоссе.
Шоссе?
Да!
Наконец-то, осталось метров двести. Теперь я не мог сдаться.
Я снова слышал автомобильные гудки, крики, шум. Ноги были как чужие, и боли я уже не чувствовал.
Не оборачиваться. Выскочить на асфальт. Очутиться среди машин, которые вдруг показались мне спасательным кругом.
Машины на шоссе не двигались.
Разогнавшись, я на глазах у изумленных водителей, не сбавляя скорости, перебежал шоссе, еще наддал и уже на той стороне, отделенный от преследователя стеной автомобилей, битком набитых добропорядочными отцами семейств, готовыми меня защитить, рухнул без сил.
Меня вывернуло пивом с лимонадом, латуком и ветчиной. Хорошо, что не прельстился дарами моря. Девочка лет шести, уткнувшись носом в стекло родительской «ауди-80», смотрела с таким интересом, что мне стало не по себе. Пробка была мертвой. Я вытерся бумажным платком. Девочка не отводила взгляда.
Преследователя видно не было, я все-таки оторвался.
Кто этот урод? Беглец Валерино?
Надо бы обратиться в полицию. Или нет? Зачем напрашиваться на неприятности?
Я тащился вдоль дороги, которая вела к крепости. Вереница машин едва ползла мне навстречу, все направлялись к переправе, чтобы отплыть на континент.
Даже солнце, будто желая усилить тоскливое впечатление от бегства отдыхающих, покинуло небо, и серые грозовые тучи затянули его до самого горизонта. За то время, что я провел на Морнезе, такое случилось впервые. Ветер не утихал, холодя мокрую от пота спину.
Я понемногу пришел в себя. Возможно, пьяница и не имел ничего общего с беглецом. Он ничего плохого мне не сделал, не напал, а может, и не гнался вовсе.
Вот и кладбище. Высокая ограда тянулась вдоль дороги на сотню метров, и меня успокаивало, что машины так близко. Я и среди могил не буду совсем один.
Я вошел, толкнув калитку, которая заскрипела, как в плохом ужастике.
Мои надежды не сбылись, дорога из-за высокой кладбищенской стены была не видна. Я неуверенно сделал несколько шагов. Даже уличный шум растворился в странной безмолвной атмосфере мрачного места. Я огляделся — никого, ни одного человека. Если бродяга тоже пробрался на кладбище, то я в ловушке. Никто ничего не увидит, никто по ту сторону стены не догадается, что происходит на кладбище. Мне не спастись. Меня охватил страх.
Но калитку я закрыл плотно, она не скрипела, я бы точно услышал, значит, никто не входил. Да и зачем бы этому типу тащиться за мной?
Кладбище было не таким уж огромным, но я не имел ни малейшего понятия, где искать могилу (или могилы?) моих родителей, и решил быстро обойти его.
Солнце скрылось, небо хмурилось, и оттого некрополь выглядел еще более угрюмым. Кто угодно мог притаиться в полумраке за двумя большими тисами или самыми высокими памятниками.
Меня сразу заворожили даты. Я подумал, что на могилах никогда не пишут, в каком возрасте умер человек, а все принимаются подсчитывать.
У каждого надгробия я машинально вычитал год рождения из года смерти.
Восемьдесят три.
Шестьдесят семь.
Когда разница оказывалась меньше шестидесяти, мне представлялась трагедия. Оборвавшаяся жизнь, смятение оставшихся. Впрочем, эти могилы, которые я мысленно называл «до шестидесяти», как правило, были самыми ухоженными.
А могила моих родителей?
Кто за ней ухаживал? Няня?
Во всяком случае, не Тьерри с Брижит. Они разве что платили кому-нибудь из островитян, но я никогда не слышал разговоров об этом.
В следующем ряду оказались дети. Тесные клетки, меньше метра, из ржавых кованых решеток.
Четыре года. Шесть лет. Год. Три месяца.
Иногда фотографии. Я поеживался, мокрая спина стыла.
Мне не случалось видеть более страшного зрелища, чем эти оградки. И я вдруг осознал, что прежде никогда не бывал на кладбище.
Надо побыстрее найти могилу родителей.
Я попытался сосредоточиться, но страх сковал все внутри. Тогда я решил действовать разумнее, стал просто читать имена и постепенно успокоился. Мимо табличек «Бабушке» или «Дедушке» проходил, в имена уже не вчитываясь.
Меня словно подхватил какой-то странный вихрь. Я все быстрее читал имена умерших мужчин и женщин, как будто вознамерился побить некий погребальный рекорд. Мелькнула идиотская мысль: почему могилы не располагают в алфавитном порядке? Или в хронологическом?
Зачем устраивать такую неразбериху?
Ничего похожего на имена родителей я не находил и тревожился все сильнее, потому что прошел уже почти три четверти кладбища.
Что, если проглядел могилу?
Или ее тут вовсе нет?
Я много раз слышал от бабушки Мадлен, что папа с мамой похоронены здесь. Но это было так давно.
А может, она лгала?
Но тот газетчик тоже сказал, что могила моего отца здесь. А вдруг на острове не одно кладбище?
Я брел меж рядами могил, теряя остатки надежды. Ведь если за могилой никто не ухаживал, то место могли отдать кому-то другому. Это казалось логичным. Однако на кладбище попадались очень старые захоронения, за которыми никто не смотрел, а за десять лет могила моих родителей не могла обветшать до такого же состояния, как довоенные.
Еще одна аллея.
Осталось всего несколько камней.
