— Не меня надо спрашивать о Безумстве Мазарини, это по части Дельпеша.
Дельпеш, ну конечно… Симон был в курсе их отношений, знал, что Клара запала на местного журналиста, а для того она лишь источник сведений обо всем, что творится в мэрии, ценный осведомитель. Клара романтична. Ей нужны свидания в ресторанах, ночные клубы, прогулки по пляжу, а Дельпеша интересует только информация. Клара сама рассказала об этом Симону.
Дельпеш норовил побольше у нее выведать, а Клара норовила подольше его потомить. Иногда Дельпеш делал вид, что ему не больно-то и надо, или говорил, что получит сведения в другом месте. Бывало, что он в самом деле уходил после аперитива, и Клара проигрывала вчистую, так что ей тоже приходилось быть осмотрительной. Она его приманивала. Закидывала наживку в ресторане, чтобы удержать до дискотеки. Чуть позже, милый… Иногда она не выдерживала. Дельпеш смотрел на нее влюбленными глазами, сулил луну с неба, и она выкладывала сенсационные новости за десертом, а в одиннадцать вечера уже была дома — в полном одиночестве.
— Так, значит, главный специалист по сокровищам Мазарини у нас Дельпеш?
— Он каждое лето заново это повторяет, — ответила Клара. — Историю с Безумством Мазарини. Вообще-то я думаю, что он на нее всех и подсадил. Сам понимаешь, история про сокровища хорошо продается. Я ни разу не прочитала внимательно, но ты найдешь кучу статей в «Островитянине» за прошлые годы.
— Вечнозеленая тема, — сказал Симон.
— Что?
— Да нет, ничего. Продолжай. Насчет сокровища — это серьезно?
— Еще бы! Ловушка для туристов. Сколько себя помню, столько слышу про сокровище. Про клад, зарытый где-то на острове.
— И это называется Безумством Мазарини?
— Да, но я толком не вникала. Как-то оно связано с ним, с этим Мазарини. Кажется, он знаменитый художник.
На мгновение Симону показалось, что она нарочно притворяется, придуривается.
— Господи, Клара, он кардинал! Можно сказать, премьер-министр. Это его статуя установлена на площади!
— Ну и ладно. Не держи меня за дуру. Так вот, этот Мазарини вроде бы иногда приезжал на Морнезе и в одном письме написал, что на острове есть сокровище, такое сокровище, на которое зарились все короли и принцы Франции. Ходят слухи, будто потом кто-то к сокровищу подобрался, но умер, так и не успев ничего рассказать. Еще говорят, что в начале века сокровище нашел один молодой крестьянин из местных. Но в четырнадцатом году он ушел на войну и не вернулся, в общем, погиб, и с тех пор… ничего нового, пока Дельпеш не стал каждое лето напоминать об этой истории, из-за которой по всему острову рыщут туристы с лопатами. Сам понимаешь, никто никогда ничего не находил.
Легенда разожгла любопытство Симона, и он подумал, что надо поговорить об этом с Дельпешем.
— Ты прямо как ребенок, Каза, — вздохнула Клара. — Я тебе говорю, что по острову свободно гуляют два психа, а у тебя на уме только бредни про сокровища. Мэр, возможно, сделал глупость века, решив никому не сообщать. Если хоть что-то пойдет не так, скандал выйдет грандиозный. Тебя это радует?
— Тебя, Клара, это тоже должно радовать.
Секретарша непонимающе уставилась на Симона:
— Почему это, Каза?
— Хватит называть меня Каза! Мое имя Симон! Но для тебя все складывается удачно. У цитадели я встретил Дельпеша. Он уже почуял сенсацию, даже попытался у меня что-нибудь выспросить. Не удивлюсь, если он сейчас болтается около мэрии в надежде узнать побольше.
— Ага, как же. — Клара внезапно посерьезнела. — Про это я ничего не могу рассказать. Меня уволят!
— Вот именно. Ты-то это знаешь, а он — нет. С двумя сбежавшими психами, если только их сразу не поймают, ты сможешь целую неделю мурыжить Дельпеша — розы, ужин при свечах и все такое прочее…
— И поездка в Венецию! — прибавила она, оживившись.
Симон вышел на крыльцо. День подходил к концу. Перед мэрией стояла машина Дельпеша с логотипом газеты, сам он ждал на тротуаре, спокойный, расслабленный, с сигаретой в зубах. До семи оставалось всего ничего, мэрия вскоре закроется, Клара выйдет. Дидье Дельпеш кивнул Симону, как приятелю, но не сказал ни слова — ястреб был уверен, что добыча у него в когтях.
11. Опасная несдержанность
Среда, 16 августа 2000, 19:15
Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе
Остаток вечера пролетел очень быстро. Душ — как всегда, холодный. Иногда я выходил в мокрой одежде, потому что вешал ее слишком близко к струе, иногда в грязной, если вещи падали на землю.
Иногда — и то и другое.
Сегодня шорты и майка были всего-навсего влажные. Ужин оказался не таким отвратным, как в другие дни, — может, потому, что в команду дежурных входили две девушки из наших пяти. Даже картошка в запеканке с мясом почти пропеклась. После ужина у нас было свободное время, делай что хочешь. Ко мне подошел Арман, предложил поиграть в таро. Я ответил, что ложусь спать, и он уставился на меня круглыми совиными глазами:
— В четверть десятого?
Я держался загадочно — и не только для того, чтобы он отстал, просто хотел проверить на нем, ощущается ли атмосфера загадочности, которой я, как мне казалось, себя окутал.
— Извини, Арман, мне надо разобраться с одним делом.
— О чем ты? Замутил с кем-то?
— Мне не до того. Сегодня вечером случилась невероятная вещь, от которой и спятить недолго. Так что надо навести порядок в голове. Разработать план.
— План?
Обычно он успешнее поддерживал разговор. Значит, я подцепил его на крючок.
— Ага, план. И вообще-то мне понадобится твоя помощь.
— Никаких проблем, — небрежно бросил Арман и тут же добавил: — Раз так, воспользуюсь случаем и пойду по бабам. Мне кажется, Ванесса только того и ждет. Я побежал, надо ковать железо, пока горячо. Тем более если в ближайшие дни придется заниматься тобой.
Арман уверен, что я ему лапшу на уши вешаю. Вот и отлично. Когда завтра утром выложу свою историю, сам увидит, блефую я или нет.
Арман ушел. Все остальные разбрелись кто куда. Одни разговаривали, другие пели под гитару, кто-то играл в футбол. Мне было хорошо в одиночестве. Я не спеша причесался — волосы у меня прямые и чуть длинноваты, но не настолько, чтобы это выглядело действительно вызывающе. Почистил зубы. Переоделся в сухую футболку. Потом пошел в пустую палатку, куда по ночам набивалось двенадцать человек. Большая армейская, она была разделена занавеской на две половины, с одной стороны семь парней, с другой — пять девчонок. Залез в спальник и попытался привести мысли в порядок.
Мне было удивительно хорошо. Я не связывал это напрямую с тем, что мой отец оказался жив. Эйфория, оттого что воскрес человек, которого я любил, которого считал умершим и которого снова увидел? Нет, мной владело другое чувство.
