– Будет сделано, Алла Гурьевна! Только вот я не пойму что-то, зачем мы здесь?
– В смысле?
– Работников Следственного комитета обычно не вызывают на самоубийства и несчастные случаи, так?
Алла подавила вздох: рано или поздно вопрос должен был возникнуть, но ей до смерти не хотелось объяснять что-то своим людям, пока она сама во всем не разберется.
Похоже, Антон прочел это нежелание на ее лице, поэтому тихо хмыкнул и, сунув руки в карманы джинсов, стал подниматься на насыпь.
Алла до сих пор не понимала, как ее команда относится к ней.
Формально начальником группы оперативников являлся Антон Шеин, но Алла была, если можно так выразиться, мозгом команды, посылающим распоряжения рукам и ногам, то есть Антону, Дамиру Ахметову и Александру Белкину, самому младшему члену следственной группы Аллы.
Ей иногда казалось, что мужчины относятся к ней снисходительно. Они знали обо всех ее слабостях, включая попытки похудеть, и даже о неудачном гражданском браке с человеком, который предпочел семи годам совместной жизни выгодный брак с женщиной, чей отец сумел обеспечить ему блестящую карьеру.
А что Алла знала о своих коллегах?
Ну, положим, о Белкине и знать-то особо нечего: парень слишком молод, чтобы в его биографии имелись хоть какие-то интересные факты. Алла знала, что у Александра есть старшая сестра, которая, как и его родители, живет в Выборге. Здесь парень снимал квартиру вместе с приятелем – вот, собственно, и вся информация. Девушки у него не было, поэтому большую часть свободного времени он проводил с многократно разведенным Антоном Шеиным.
Антон временно находился «в свободном полете», но Алла предполагала, что это ненадолго: старший опер слишком привлекателен, чтобы особи противоположного пола позволили ему долго оставаться бесхозным.
А вот Дамир Ахметов оставался для Аллы загадкой. Спокойный и уравновешенный, он никогда не выходил из себя и к любовным приключениям коллег относился с юмором, но без издевки. Она в курсе, что он женат, что у него есть дети, но ни разу не видела членов его семьи – даже на праздниках, которые устраивало начальство: если Шеин каждый раз являлся с новой пассией, то Ахметов всегда приходил один. Он что, стесняется своей жены? Или, наоборот, боится, что на нее будут устремлены взгляды других мужчин?
Может, дело в том, что Дамир мусульманин? Он не выпячивал данный факт, но Алла знала, что коллега посещает мечеть, хоть и не соблюдает всех обычаев ислама в полной мере.
Вот, собственно, и все – негусто, если разобраться! С другой стороны, это не мешает группе успешно раскрывать преступления, а значит, информации вполне хватает для плодотворной работы, а это – самое главное, в конце концов!
На голову упали первые капли дождя – ну вот, опять начинается!
Алла раскрыла зонтик и, укрывшись под его сенью, поспешила в ту сторону, куда только что удалились Сурдина и Антон.
* * *
Мономах собирался в столовую: следующая операция только через полтора часа – полно времени, чтобы пообедать.
Он уже закрывал дверь в кабинет, когда в кармане требовательно затрезвонил телефон.
Поборов искушение проигнорировать звонок, он вытащил его и увидел на экране номер Нелидовой, и.о. главврача больницы и по совместительству своей любовницы.
Звонок в середине дня не сулил ничего хорошего.
– Володя, тебя срочно требуют нейрохирурги! – без предисловий сообщила Анна.
– На консультацию? – спросил он, мысленно попрощавшись с приятным видением комплексного обеда.
– На операцию.
– Но у меня…
– Мейроян может оперировать вместо тебя – я посмотрела расписание, он свободен!
– А почему он не может вместо меня пойти к нейрохирургам?
– Потому что Суламифь хочет тебя, и не мне тебе объяснять, что Суламифь всегда получает желаемое!
Суламифи Моисеевне Кац действительно было трудно противостоять. Она работала в больнице без малого сорок лет и являлась одной из менее чем десятка женщин-нейрохирургов в Санкт-Петербурге. Когда она начинала, то была единственной!
Мономах знал, что ей в прошлом году исполнилось шестьдесят пять – юбилей отмечали с размахом.
В этом возрасте большинство хирургов переходят в консультанты, однако к Кац это не относится: кажется, время над ней не властно. Внешне она выглядит на свой возраст, да и красавицей никогда не слыла, а вот рука ее – главный инструмент любого представителя этой профессии – остается все такой же точной, а глаз – все таким же верным.
Характер Суламифи сложно описать словами: половина больницы ее обожает, в то время как вторая открыто ненавидит, и это о многом говорит. Средний медицинский персонал трясется, стоит Кац появиться в коридоре – и это притом что она уже пять лет как не завотделением!
Мономах понятия не имел, когда и как попал в любимчики к Суламифь, но она предпочитала работать именно с ним.
Честно признаться, и ему нравилась ее компания, хотя грубоватый, щедро приправленный матерком, но чертовски меткий юмор Кац мог сбить с ног самого стойкого мужика. Но почему именно сейчас он ей так понадобился?
– По скорой паренек поступил, – предвидя его вопрос, пояснила Нелидова. – Множественные переломы и черепно-мозговая. Ты же знаешь, как Суламифь к молодежи относится?
Кац старалась делать все, чтобы поставить на ноги молодых пациентов.
Она говорила так: «У стариков есть дети, они им и “утку” поднесут, и стакан водицы, а вот молодым помочь некому, надо работать, семью строить, так? Ну а как они все это сделают, если раньше времени в инвалидном кресле окажутся?!»
И ведь не поспоришь! Поэтому Мономах не стал даже пытаться и только спросил:
– В какую операционную?
* * *
– Итак, что нам известно о покойной? – спросила Алла, входя в кабинет судмедэксперта.
Она не любила посещать морг и старалась, по возможности, этого избегать, посылая вместо себя оперов.
По правде сказать, когда телом занималась Сурдина, Алла привыкла полностью полагаться на ее суждения: в конце концов, она уже видела труп и вряд ли сумеет интерпретировать результат вскрытия самостоятельно, даже если проглядит все глаза, пялясь на него!
В кабинете Алла чувствовала себя гораздо уютнее.
Сурдина любила порядок: об этом говорила стерильная чистота маленькой, но достаточно вместительной комнаты, в которой она была полноправной хозяйкой. В книжном шкафу из ослепительно-белого пластика выстроились аккуратные ряды медицинской литературы, документы не лежали валом на столе, а покоились в пластиковых и металлических органайзерах. Единственным предметом, отражающим характер владелицы, был дорогой письменный прибор из оникса. Каким бы отличным специалистом ни являлась Сурдина, она не могла себе позволить приобрести такую дорогостоящую, стильную вещь. Скорее всего, это подарок, вот только от кого?
