С Володей мы жили в квартире его родителей. Со свекровью у нас возникла симпатия с первого взгляда. Но после гибели Володи я сама захотела уйти домой. Томик уже перебралась жить в мастерскую бойфренда, художника Варлена. И если я сделала большую ошибку, выйдя замуж за Битрюма, бог уберег не прописать его в нашей квартире. Точнее не бог, а Томик. Битрюм был прописан в однокомнатной квартире своей матери, она настаивала, чтобы он прописался у нас, и я не возражала, но Томик просто с катушек сошла и грудью встала на защиту квартиры. Последовала череда скандалов, а в итоге все остались при своем. Со второй свекровью отношения у меня не сложились, о чем я не больно-то сожалела.
После того как Битрюм потерял работу, мне пришлось его содержать. Он трижды лечился, и каждый раз я надеялась, что он бросит пить. Я сделала два аборта, потому что не хотела рожать от алкоголика. И не любила я его. Я не вспоминаю те времена, словно жила не своей жизнью, как в вате, ничего не слыша и не видя. Квартира у нас с Томиком двухкомнатная, а комнаты проходные. Я даже запереться от него не могла, потому что в кухню, ванную и уборную нужно было ходить через него, а стоило мне выйти, он с мутным взором, как зомби, шатаясь, тащился за мной, пытаясь облапить и залезть в трусы. Иногда это кончалось потасовками. Он был отвратителен. От него воняло.
Почему я так долго его терпела? Поначалу жалела, а потом выгнать не могла. Бывало, он уходил, но возвращался. Пыталась припугнуть милицией, а он угрожал, что мирно не покинет мой дом, будет большой тарарам. Если я не открывала дверь, ложился на лестнице, на пороге. Я не хотела устраивать бузу в доме, где родилась, где все знали меня с детства, я даже орала на него шепотом, чтобы не слышали соседи.
Как я его ненавидела! А любила ли когда-нибудь? Возможно… когда-то. Наверное, у любви много обличий. Любовь умеет много гитик.
Закончилось все неожиданно. Он задавил дверью моего кота. Думаю, не нарочно, но это была последняя капля. Со мной случился натуральный припадок, я впала в бешенство, рыдала, орала, что, если он сейчас же не выкатится, я его убью. Наверное, была я страшна, и связываться со мной он не стал, хлопнул дверью и ушел. А я вызвала подругу Геньку, мы с ней в сумерках выкопали ямку под кустами шиповника, во дворе школы, где когда-то учились, и похоронили кота. Потом напились: поминали кота и праздновали освобождение от Битрюма. Генька осталась у меня ночевать, а дверь мы закрыли дополнительно на крюк, хоть ключи Битрюм не взял. Утром я сложила его вещи в два чемодана, приехал муж Геньки – Гений, и мы отвезли их к Битрюмовой матери. Она не хотела впускать нас, чтобы внести чемоданы, тогда мы оставили их под дверью и уехали. Конечно, Битрюм был у нее, но даже не вышел, а может, дрых пьяный.
Развод и одиночество я восприняла, как подарок. Я снова вернулась в жизнь: ходила в гости, в театры, гуляла, где хотела. И работа мне нравилась, там я чувствовала себя в своей семье. А работала я у своих друзей, у гениального семейства. Муж – Геннадий, Гений здравого смысла. Жена – Генька (Евгения) фонтанировала гениальными идеями, от которых, правда, была одна морока.
Все мы учились в одном классе, они сидели за одной партой, а вся школа умилялась, что у нас есть свои Ромео и Джульетта. Потом они учились в одном институте на экономистов, потом поженились и организовали издательство. Я прибилась к ним в тяжелый период своей и общественной жизни.
Сейчас мне даже представить трудно, как утлая лодочка-скорлупка семейного предприятия держалась на волнах бушующего моря дикого жестокого бизнеса. Гений был генеральным директором издательства, Генька – главбухом, я – старшим и единственным редактором. Верстальщик у нас состоял на договоре, иногда приглашался консультант по тем или иным вопросам. Зарплата поначалу была чуть ли не символическая, но я и тому радовалась, тем более никакой отсидки в офисе не требовалось. Наш офис – съемная квартирка. Там, в кухне, которую мы с Генькой обустроили, втроем и обедали, а бывало, завтракали и даже ужинали.
Итак, маленькая, скромная и стойкая лодочка не только не затонула, но уверенно следовала своим курсом под прикрытием здоровенного корабля – крупного издательства, которое мы называли «Большой Брат». Со временем штатных единиц в нашей конторе не прибавилось, справлялись сами, делали оригинал-макеты для «Большого Брата», а также выпускали книженции за счет авторов. Как и раньше, я была редактором и корректором, если требовалось, писала предисловия или послесловия, составляла аппарат. И зарплата у меня стала вполне приличная, что немаловажно. Гений раздобрел, и это неудивительно: они купили машину и теперь два квартала до булочной не могли пройти пешком.
Гении были для всех трогательно-образцовой семьей. А я стала довеском к этой семье. Меня удочерили: брали с собой на дачу, все праздники я встречала с ними. При Битрюме я была несчастна, а Генька всегда чутко реагировала на чужие беды. Кто обидел, под ложечкой закололо, в груди защемило – она из себя выходит, чтобы окружить заботой и сочувствием, мать Тереза, курица-наседка. Из нее вышла бы хорошая мать, но бог обделил их детьми. Гении думали об усыновлении.
После того как я попрощалась с Битрюмом, встряхнулась, отдышалась от семейной жизни, почувствовала себя молодой, свободной, беззаботной, я стала отдаляться от Гениев. Было немного совестно, получалось, что пока было плохо, я жила с ними общей жизнью, а стало хорошо – наше вам с кисточкой! К тому же, будучи с ребятами – друзья детства! – совершенно откровенна, я не рассказывала даже Геньке о Косте. Она замечала, что со мной что-то происходит, но не могла понять что.
Долго я отдыхала от Битрюма, кайф ловила. О будущем не думала, а оно, судя по всему, неожиданно наступило, выросло из прошлого.
Глава 11
Нынешний Новый год я встречала у Гениев. Когда начали бить куранты, мы, как обычно, встали с полными бокалами и с каждым ударом про себя загадывали по желанию. Я начала вспоминать обычный список: чтобы мать перестала пить, чтобы у меня появился любимый мужчина, чтобы с крестницей Шуркой не случилось ничего плохого… Что-то еще… И вдруг забыла что, сбилась. И, наверное, потому, что подумала, словно в голове прозвучало: в этом году у меня будет ребенок!
Я не из тех, кто сюсюкает над каждым младенцем, но иногда приходит мысль: заведется кто-то во мне – нас будет двое. Я хотела ребенка от Кости. Если бы он завелся, я бы обрадовалась. Но месячные пришли в срок.
На девятый день со смерти дяди Коли не мог Костя не позвонить, и я считала, что этот день мы должны провести вместе. В десять вечера не выдержала и сама позвонила ему домой. Ответила Сусанка.
– Костя в командировке, в Твери. Я знаю, что девятый день. У меня сегодня выходной, хотела съездить к нему на могилу, но как туда добраться, не представляю. И вообще… Я не была на даче сто лет. Говорят, там все изменилось, овраг превращен в зловонную помойку…
– Надо было мне позвонить, вместе поехали бы. Ты теперь живешь у Кости?
– Временно.
– А скажи, пожалуйста, он случаем не пьет, Костя?
