Глава 84
Первое сентября. Планов никаких, от отпуска осталось всего ничего. Можно взять какую-нибудь горящую путевку на несколько дней в Финляндию или еще куда-нибудь. Генька уговаривает пожить у них на даче, но я хочу побыть одна. Скоро вернется Макс, и я скажу ему – да.
В городе так тихо, как бывает только первого сентября, когда детишки усажены за парты, и только чья-то опоздавшая мамаша тянет за руку своего малька с букетом. На душе тихо. Не хочу думать ни о чем плохом. Иду вдоль Малого проспекта Петроградской, мне нужна одна из поперечных улочек, здесь они носят название пригородов Петербурга, я их путаю, не помню, до Костиного она дома или дальше. Из-за Кости я старалась здесь не ходить, боялась его увидеть, зато «назначала» ему встречи в самых невероятных местах и трепетала, словно свидание было всамделишным. Зато теперь я больше не мечтала ни о каком свидании, была свободна и спокойна, вот только глаза почему-то на мокром месте.
Я люблю этот район, застроенный доходными домами начала прошлого века, с башенками, мансардами, эркерами, со всевозможной лепниной: распластанными по стенам, обрамляющими подъезды, притулившимися между окон птицами, медведями, и совами и котами, а также венками, гирляндочками и медальонами с лицами дам и кавалеров, с Мефистофелем, взирающим с верхотуры, из треугольного фронтона на пешеходов двадцать первого века. Узкие сумрачные от высоких домов улицы, лабиринты дворов, множество подворотен, испещренных граффити. Мне нужна какая-то ветеранская контора, куда свекровь просила отнести документы свекра для перерегистрации.
Ищу нужную улочку, заглядываю в низкие окна первых этажей. Некоторые зарешеченные, другие заставленные цветочными ящиками и горшками, третьи не мытые с прошлого года, а из одного, приоткрытого – вальс Лары. Я иду дальше, а он продолжает звучать в голове. И вдруг вижу впереди – и не сразу узнаю – Костю. Небритые щеки, заношенные джинсы. Его появление почему-то кажется мне столь неожиданным, почти сверхъестественным, что я замираю и стою столбом. И с ним происходит нечто подобное. Так и стоим мы на узком тротуарчике. Какой-то дядька, ворча, обходит нас по мостовой, а Костя запускает обе пятерни мне в волосы, словно изучает строение черепа, потом кладет руки на шею, плечи. Как встречаются наши губы, не помню. Он говорит, что скучал по мне, я говорю, что жить без него не могу. Он говорит, что не надо без него жить, надо – с ним, что он идиот, сволочь, эгоист, он просто дурак, но я должна с этим смириться, потому что это уже не исправить. Я говорю, что он всякий мне дорог, плевать на его сволочизм и эгоизм. Я реву, он утешает меня, мы говорим друг другу что-то бессвязное, ласковое, целуемся, и люди обходят нас, почему-то не ругаясь, хотя мы перекрыли им дорогу.
Он говорит:
– Пойдем домой?
– А где это? – спрашиваю и сама же отвечаю: – Дом там, где ты…
И мы идем.
