Глава 79
Вернулись с кладбища возбужденные. Не нашли могилы!
– Ты не представляешь, по каким отвесным тропам мы спускались! – рассказывала Лидуша. – Там же холм! Целая гора! Пошли от церкви вниз, по корневищам сосен, как по лестнице, а потом песок, а потом вообще не пройти – вывороченное с корнем дерево. Томик лезла через него с непередаваемой грацией тощей медведицы, вылезшей из берлоги после зимней спячки!
Некоторое время они не без удовольствия обсуждают, кто и как перелезал через дерево, вспоминая для сравнения всевозможных млекопитающих и насекомых.
– В общем, как-то до озера дотелепались, – продолжила Лидуша. – Наверх ползли по параллельной тропке. И снова не та. Томик все твердит: часовня, часовня! Нашли часовню. А могилы нет. Прочесали всю левую часть кладбища. Потом правую… Мы всех нашли, кого и не искали. Кого мы нашли, Томик?
– Бадмаева. Доктора.
– А скульптора? – спрашивает Лидуша. – Как его? Который Ушинского возле педвуза поставил и Грибоедова перед ТЮЗом посадил?
– Лишев – его фамилия. Я и раньше его могилу видела, Варлен вдове помогал с установкой памятника. А сейчас там ужас какой-то творится. Строительство идет у самой кладбищенской решетки, возле могилы Лишева, – огорченно сказала Томик. – Нам старухи говорили, что в блокаду там хоронили умерших от голода, по эту сторону ворот, где теперь что-то возводить собрались.
Сели обедать. Давно я не обедала по-семейному.
– Не пускает меня Варлен, – пожаловалась Томик.
– Не говори глупостей, – пристыдила ее Лидуша.
– А может, он не умер? – вскинулась Томик. – Обманула нас Инга?!
– На такую подлость она не способна, – усомнилась я, и тут же подумала: а почему, собственно говоря, не способна?
– Это ты все позабыла! – рассердилась Лидуша. – Одно дело, если бы мы не нашли могилу Варлена, ну а где могила его родителей?
– Не хочешь Инге позвонить? Узнать, как могилу найти? – спросила я.
– Не хочу. Я позвоню брату Варлена.
Но звонить она не торопилась. Мы с Лидушей помыли посуду, а Томик сидела в кресле, задумчиво глядя перед собой, слава богу, не «в землю».
– Ну что же ты не звонишь? – поинтересовалась Лидуша. А мне показалось, что Томику запала в голову мысль, будто Варлен жив, и она хочет с этой мыслью подольше остаться.
Позвонила все-таки. Расспрашивала, когда и как умер, где могила. Вид удрученный. Спрашиваем: «Ну, что?» Ничего не говорит, завтра опять собирается на кладбище, уговаривает Лидушу остаться ночевать, а с утра снова предпринять экспедицию на поиски могилы. Звоним в Колпино, чтобы соседка Лидуши вывела ее собак и покормила кошку.
С утра они снова поехали на кладбище и нашли могилу. А через несколько дней Томик сообщает мне, что собирается жить у Лидуши.
– Мне здесь все равно делать нечего. А Варлена я навестила.
– Надолго едешь? – Я подумала, что это нечто вроде дачного варианта.
– Как получится. Она все равно одна, а ты собираешься замуж.
– У него есть квартира.
– Там видно будет.
Мне кажется, что с Лидушей Томик чувствует себя свободнее, чем со мной.
Она складывает свои манатки, и я сопровождаю ее в Колпино, а возвращаюсь с сумкой яблок и букетом астр. И как тихо, пусто и тоскливо мне кажется в квартире, а ведь я считала, что жить в одиночестве для меня естественное состояние. Звоню Гению и сообщаю, что могу выйти на работу хоть завтра, но он говорит: «В начале сентября мы заберем Дениску, Евгения уйдет в отпуск, а ты останешься за старшую. Так что гуляй пока».
Глава 80
Стопка черных книг Коллинза лежала на полочке буфета. Несколько дней не могла дозвониться до тети Таси, такое впечатление, что у нее не работал телефон. Я звонила ей еще до Сортавалы, потом, когда мать забрала из больницы, а тут забеспокоилась. У матери были координаты тети Тасиной подруги, но старой телефонной книжки в вещах, которые я привезла из мастерской, не оказалось. В общем, надо было ехать. Погрузила в рюкзак десятитомник Коллинза, книгу стихов Волошина, взяла фотографии людей, которых требовалось идентифицировать.
Когда дверь никто не открыл, я по-настоящему дрогнула, хотя не обязательно могло случиться плохое. Вдруг внук из Норвегии пригласил тетю Тасю в гости? Или она легла в больницу на обследование или профилактическое лечение. Или просто выехала погулять на своей коляске с моторчиком!
Пыталась посмотреть в окно ее комнаты, но ничего не разглядела, зато увидела, что на клумбе расцвели георгины нежнейшего сиреневого цвета с белыми концами лепестков, словно острыми лучиками. «Звезда Анастасия».
Постучала по подоконнику тети Тасиного окна. Из соседнего высунулась пожилая тетка, должно быть, услышала. Я зашла в подъезд, она уже распахнула свою дверь и горестно качала головой. Я все поняла.
– Преставилась Анастасия Васильна. Заснула и не проснулась. Так господь праведников забирает.
Но как же так?! Не может быть! Когда же похоронили? Почему не сообщили, у нее же была телефонная книжка с нашими номерами?
Оказывается, приходили две женщины (порознь) с такими же вопросами.
– Конечно, не по-людски все сделано. А вы кто Анастасии Васильне будете?
– Родственница, – говорю. – Кто же теперь в квартире живет?
– А никто. Она продается.
– То есть как – продается? Племянница не может войти в права наследства так рано, только через какое-то время!
– Так она прописана в квартире. А продажа – дело долгое. Она хочет найти покупателя, а уж тогда все и оформить разом. Квартира для колясочника ценная, с пандусом.
– А свой телефон она не оставила?
– Оставила. Она и ключ оставила, чтобы люди приходили смотреть квартиру. Только пока еще никто не обращался. Вы хотите зайти? Там ничего не осталось. Пустые стены.
– Что значит, пустые стены?
– А то и значит. – Соседка сходила за ключом, прикрыла свою дверь, и мы вошли в прихожую тети Таси. – Поминки не справила, зато машину мебели вывезла, вещи, коляску. За книгами отдельно приезжали, а тряпьем, бумагами вся помойка была завалена, и таблетками все посыпано – розовыми, голубыми, беленькими – детишек с трудом разогнали, те уж взялись таблетки собирать. А фотографии летали, как голуби.
– А картину с царскосельскими воротами? Помните такую?
– Та, что на стенке висела? Видно, сочла дрянью. Она же бумажная. Рамку сняла, а бумагу дворничиха забрала.
Я ходила по пустой квартире, из кухни в комнату, из комнаты в кухню, словно не веря, что все это могло произойти, и надеясь, что папки с бумагами и альбомы с фотографиями внезапно материализуются в каком-нибудь углу или на подоконнике.
