– Конечно, отдал.
– Настоящую или фуфло какое-нибудь?
– Настоящую. Мы все там же, в парке, проверили.
– Тогда что ты обо мне беспокоишься? И вообще что-то ты не договариваешь об этой программе. Это, конечно, твое дело, но я совсем не хочу участвовать в таких разборках, я не гожусь для подобных приключений.
Тут он снова стал просить прощения. Я смотрела на него – вечно небритый, обтрепанные манжеты рубашки, помятый, будто после недельного запоя. Смотрела и думала: вот он, предмет моих многолетних мук и мечтаний!
Тьфу!
– Уматывай побыстрее, я хочу спать.
Часы показывали полдень. Больше всего мне хотелось лечь в постель и заснуть дня на два.
Выкатился. Я продрыхла до вечера, потом долго говорила по телефону с Максом, попила чаю – и заснула до утра.
Глава 44
Позвонила дяде Жоре.
– Дила мшвидобиса, дядя Жора! Это твой маленький мэгобари! (Доброе утро, дядя Жора! Это твой маленький друг!)
Так я с детства с ним разговариваю. Немножко по-грузински.
– Здравствуй, ребенок! Давно тебя не слышал, но всегда о тебе помню.
А ведь я соскучилась по дяде Жоре. Наверное, после похищения нервы у меня были расшатаны и, услышав его голос, я пустила слезу.
– Как твое здоровье?
– Как у всех стариков. Если начать жаловаться, остановки не будет.
– Иконы реставрируешь?
– Работенка редко перепадает, но я навострился писать иконы, мне нравится. И в церковь стал ходить…
– Я звоню, потому что хочу тебя увидеть… – сказала я и замолчала, силясь придумать, как половчее сообщить, что захотела его увидеть не просто так. Он сам мне помог.
– У тебя ко мне дело?
– В общем, да. Я разбила на две половинки старинный глобус. И деревянная ножка отвалилась. Она похожа на основание настольной лампы, от нее тоже небольшой кусок отскочил. Очень нужно починить.
– Можешь привезти?
Конечно, я могла. Договорилась, что назавтра Макс приедет после работы и заберет нас с глобусом. Макс сказал, что постарается освободиться пораньше.
Если дядю Жору я видела последний раз года два назад, то в мастерской у него не была лет двадцать, а то и больше. А ведь раньше я наведывалась туда часто и любила сидеть за огромным, словно для пинг-понга, столом. Над ним висели лампы в жестяных колпаках, похожих на корытца, а на столешнице были расставлены разные баночки с красками, клеями, лаками, кисточки, инструменты, похожие на зубоврачебные: пинцеты, шпательки, долотца, зонды, какие-то проволочки с петлями и захватами на конце и всякая подобная всячина. Здесь строились бригантины, корветы, галеоны, а потом разбирались, засовывались в бутылочное горло и там снова собирались. Дядя Жора любил строить корабль прямо в бутылке, даже корпус собирал там по частям. Но мне нравился другой способ, когда он «запузыривал» сложенную модель в бутылочное чрево, а потом тянул за нити такелажа, и корабль распрямлялся: поднимались мачты, разглаживались паруса, натягивались, как струна, снасти, это было похоже на волшебство. Однако парусник в бутылочном футляре все еще был нежизнеспособен. И только закрепив клеем внутри бутылки удерживающие его извне нити, можно было их обрубить, и корабль оставался в стеклянном плену. Это волнующее зрелище не могло надоесть, а сравнить его можно с выползающей из кокона мятой, сморщенной бабочкой, которая расправляется и распускает прекрасные крылья. Об удачных работах дядя Жора говорил: «Есть ощущение ветра в бутылке».
Самой замечательной его работой был морской бой из трех кораблей в огромной дореволюционной «четверти». А чтобы удивлять моих подружек, он запихивал в бутылки зеленые сосновые шишки, они там высыхали, расщеперивались, и никто не мог догадаться, как они прошли в узкое горло.
Еще дядя Жора выращивал в бутылке огурец, и он начал неплохо расти, но потом стух.
Глава 45
На работу снова не пошла, отговорилась нездоровьем. Гениям сказала, что в воскресенье, пока я была на дежурстве в офисе, ко мне забрались воры, все перевернули, но ничего не украли, видимо, их что-то спугнуло.
А разбудил меня Костя.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Какой внимательный стал…
В пять заехал Макс. Завернули в простыню части глобуса, везла их на коленях.
Сагамо мшвидобиса, дядя Жора! Добрый вечер!
В прошлый раз он выглядел хуже. Теперь отрастил бороду, похудел, прямо молодец. Обнимает меня, потом жмет руку Максу и тоже обнимает. Он думает, что это мой жених. Потом за его спиной показывает большой палец, кивает головой и шепчет: «Одобряю».
Стеллажи с книгами, холсты и разный-преразный художественный хлам. На люстре в окружении пыльных стеклянных подвесок болтается бутылка с парусником. У стены строй пустых бутылок разной величины и формы, где должен был бы гулять ветер, пузырить паруса и трепать вымпелы. На столе краски и палитры, в банках кисти и карандаши, а также спиртовки и баночки с какими-то снадобьями, наверное, для реставрации. Но икон нет, кроме тех, что и раньше висели в мастерской.
Дядя Жора осматривает полушария и ножку глобуса. Заключает:
– Больной будет жить.
Он приносит показать одну икону, довольно большую облупившуюся доску.
– Ничего ценного, – говорит дядя Жора. – Но есть одна очень примечательная, необычная деталь. Знаете, какая?
Смотрю, смотрю…
– Это «Крещение».
– И что дальше? – А дальше мы с Максом ничего не видим. – Здесь, и вправду, трудно увидеть, – объясняет дядя Жора, – но смотрите, какая необычная, прелестная деталь. По реке Иордан, где происходит крещение Иисуса Христа, лодочка плывет с гребцом. Понятно, что это девятнадцатый век, раньше таких вольностей не позволяли, но лично я никогда подобного не видел.
Вид у Макса недоуменный, и, когда дядя Жора выходит, я объясняю, что необычность в рыбацкой лодочке, поскольку в божественной сцене появляется чисто бытовая деталь. А дядя Жора приносит бутылку грузинского вина, сыр, помидоры, зеленый лук, кинзу и лиловый базилик. Макс не пьет, он за рулем, а мы с дядей Жорой не просто пьем, а даже пытаемся петь: «Виноградную косточку в теплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву…»
– Я тебя обожаю, – говорю ему на прощанье.
Глава 46
О похищении всю правду я рассказала одному Максу, не раскрывая, разумеется, тайны «Эффекта Лазаря» и моих истинных отношений с братом.
Макс смотрел на меня печально, не переспрашивал, не уточнял ничего. Поверил или нет, не знаю. Но эта история ему не понравилась. А кому бы понравилась?
