Кругом были новостройки-недостройки, огромные дома-ульи, фасады – рамки с незаполненными сотами. И просветов нет, потому что их окружают и перекрывают другие такие же дома. Какое-то клаустрофобное пространство. Под ногами глинистая земля, видимо, в дождь превращавшаяся в непролазную грязь. И никакого присутствия людей. Меня держали под руки двое парней лет по тридцать. Один – коротыш кавказского вида со жгучими глазами, смоляными волосами. Другой – бледный, белобрысый, никакой, отвернешься – не вспомнишь лицо. Я не могла даже вообразить, кто из них добрее. Оба меня ужасали. Шофер тоже вылез из машины, но не подходил близко, стоял, отвернувшись, курил. Я попыталась указать на кляп во рту. Белый вырвал его чуть не с зубами.
– Только попробуй орать, – предупредил он. – Все равно никто не услышит.
Черный открыл ключом подъезд, и поволокли меня по лестнице. Я была в полуобморочном состоянии, молчала и настолько ослабла, что с трудом перебирала ногами. На пятом этаже открыли квартиру, потом комнату, куда меня зашвырнули, как мешок с ветошью, я споткнулась, еще метра три летела, пока не врезалась в подоконник. Дверь закрылась, и я осталась одна не в силах пошевелиться.
Комната, в которой я находилась, представляла собой бетонную коробку с окном. Из окна не было видно ни человечка, хотя стены, примерно на уровне двадцатого этажа, украшали гигантские транспаранты: «ПРОДАЖА» и номера телефонов.
Неизвестность нестерпима, но известность могла оказаться еще ужаснее. Холодно не было, но я дрожала, и у меня стучали зубы. И вот дверь открылась. Пришел Черный. Спросил:
– Достукались? – Меня ободрило, что он обратился ко мне на «вы».
– Я не понимаю, в чем дело, – сказала я срывающимся голосом. – Что вам надо?
– Мы не знаем ваших дел. Спросите у полюбовника.
– Какого полюбовника? – Я не верила своим ушам.
– Того, что к вам вчера приходил.
Вот оно что! Им нужен «Эффект Лазаря»! И эти парни не главные, они – исполнители. Я перестала стучать зубами, и тряска прошла.
– Его спросят! – вякнул появившийся Белый. – Так спросят… И он скажет, иначе ты загнешь копыта.
Я снова затряслась. Оба вышли и закрыли дверь на ключ. Меня не насиловали, не убивали. Меня даже не били. Я была заложницей. И Черный был добрее Белого. Я хотела в уборную и через некоторое время стала стучать в дверь ногами. Они пришли. Черный молчал, а Белый, глядя на меня страшными бесцветными глазами, сказал нарочито тихо:
– Шуметь без толку.
Я заплакала, потому что поняла – сейчас произойдет что-то страшное, и я описаюсь.
– Ты нам не нужна, – продолжил Белый, – просто ты должна исчезнуть. Сейчас мы уйдем, и вся квартира твоя.
– Позвоните ему, он должен знать, где я и что со мной! Иначе вы не получите никакой программы!
– Об этом не договорено, – сказал Белый, а в заключение матернулся, впрочем, совсем незлобиво.
Они действительно ушли, я так и осталась стоять у окна, не веря происходящему. На секунду почувствовала облегчение, а потом поняла, что страшное только сейчас и начинается. Подумала о Максе, интересно, сколько он будет меня ждать возле метро? Потом о Косте: вот сволочь! Он знал, что «Эффект Лазаря» – бомба. Он сам вчера сказал: небезопасно! Конечно, он меня не специально подставил, в этом я не сомневалась. Если бы я его вчера не вызвала, и он ко мне не пришел, они бы, наверное, меня не выследили.
А что значит – «должна исчезнуть»? Если я просто заложница, Костя отдаст им программу, и меня отпустят. А если не отдаст? Этого не может быть! А если его пришьют, и некому будет меня вызволить из бетонного мешка? А если я, по их мнению, знаю что-то несовместимое с жизнью? С моей жизнью!
Я осторожно выглянула из комнаты, будто здесь мог оказаться кто-то, кроме меня. Пошла на разведку. Входная дверь была закрыта, я ломанулась в нее, она даже не дрогнула под моим напором. Никогда ее не открою.
Квартира – трехкомнатная. Все помещения с полу до потолка бетонные. На подоконнике в соседней комнате валялась моя сумочка со всеми потрохами, вываленными тут же: паспортом, кошельком, косметичкой, ключами. Ничего не взято. Здесь же стояли две пустые банки пива. На полу несколько окурков, сигареты тушили о стенку. А вот мобильник исчез, его расколошматили еще в машине и, наверное, выбросили.
В кармане у меня, как я только что вспомнила, лежала флешка с «Эффектом Лазаря».
Унитаза в уборной не было – дырка в полу и фановая труба торчит. Зато в кухне обнаружила водопроводный кран. Открыла – вода потекла на пол. Нагнулась к крану – прополоскала рот, умыла лицо, попила. Мне казалось, что вся я грязная, во рту стоял блевотный вкус тряпки, в ноздрях – запах куртки.
Самочувствие было ужасным. Ноги дрожали, сердце билось. Брехал Костя, что программа – игрушка, артистам нужна и художникам…
Я боялась, что похитители вернутся, поэтому на всякий случай, бросила злосчастную флешку в фановую трубу. А еще я боялась, что никто никогда сюда не придет. Бродила по квартире и смотрела в окна, но ничего нового там не увидела. Пошла в свою комнату, ту, первую, куда меня засадили, положила на подоконник сумку и барахлишко из нее, вытащила торчавший из замочной скважины ключ и закрылась изнутри, хотя эту дверь нормальный мужик высадил бы плечом. Села на пол, прислонилась к стене. Тут же опять стала бить дрожь.
Вспомнила эстонский путеводитель. Речь шла о средневековом замке на острове Сааремаа, и был там старый рисунок каменной каморы, где в кресле за столом сидел скелет. Легенда, а может, и чистая правда, гласила, что веке в шестнадцатом какого-то рыцаря замуровали в подвале замка, а в более поздние времена нашли. Когда к скелету прикоснулись, он рассыпался в прах. В детстве я балдела от ужаса и восторга, разглядывая этот рисунок.
Глава 40
Часы у меня были только в мобильнике, солнце скрылось, белые ночи шли к апогею, комнату заливал мертвенный свет. Который час, я не представляла, я даже не знала, сплю или бодрствую, чувствовала только страшный холод, казалось, у меня кости мерзнут. Какие-то гадости лезли в голову, что-то обидное и тяжелое, причем не самое-самое, а мелочи, о которых, казалось, я забыла.
Почему-то вспомнила, как мама забрала меня из пионерского лагеря, потому что я рыдала там день и ночь, и прямо оттуда повезла к тете Нине на дачу, а на платформе обнаружила, что у меня полная голова вшей. Однако мы продолжили путь. На даче застали одного Костю, тетя Нина должна была приехать вечером. Мама велела Косте ставить тазы, чайники и кастрюли, все, в чем можно было греть воду, а мне приказала не входить в дом, чтобы вшей не натрясти. Потом, призвав на помощь Костю, повела меня в укромный уголок сада и там стала обмазывать мою голову карбофосом. В те годы им травили клопов. И мама, и Костя очень веселились и вели себя, как заговорщики, а я испытывала унижение, будто была бессловесным животным, с которым что-то творят. Потом голову мне замотали полиэтиленом, чтобы вши задохнулись, а поверх полотенцем, и я болталась по саду, пока мне там же, под старой яблоней, не вымыли голову. Но вши подохли не все.
