Каждый вечер я думала о том, что могу сама позвонить Косте. Только что я ему скажу? Что спать не могу, есть не могу, не знаю, чем себя занять, дни считаю?
Спала я действительно плохо, просыпалась по нескольку раз за ночь. И вот снится мне сон, будто гуляю по роще среди сухих деревьев, а стволы их древоточцами изрезаны, словно гравировкой покрыты. Встречала я такие деревья, но в этих было что-то особенное. Присматриваюсь и вижу: это какие-то загадочные письмена. Хочу прочесть, но не могу разобрать, что же там написано, и это тревожит, потому что для меня это главнее главного. Я понимаю, что никогда не прочту зашифрованное, и от этого грусть-тоска. А жуки все продолжают работать, издавая равномерное мягкое бормашинное рокотание и выводя свои изысканные рисунки.
Я уже и не сплю, но вроде бы продолжаю наблюдать, как ползут по стволу тонкие линии-ложбинки, и вдруг с ужасом осознаю, что жук-древоточец работает не во сне, а где-то рядом. Урчащий ритмичный звук совсем негромкий, укачивающий, но оттого еще страшнее. Я не верю, что проснулась, потому что к руке моей прижалось что-то теплое и жуткое, вроде меха. Пробую кричать, но в кошмарах, которые иногда мне снятся, вместо крика получается сдавленное мычание. И я мычу что есть силы, чтобы прийти в себя. Открываю глаза, искоса смотрю на руку поверх одеяла и в первый момент готова заорать снова. Там действительно мех. Рыжий мех.
Рядом со мной лежит рыжий кот. Мое мычание разбудило его, и он смотрит на меня янтарными глазами.
Глажу кота по голове. Поет-тарахтит. Вот-те и жуки-древоточцы!
Кот пришел по карнизу в открытую форточку. Когда я осознала происшедшее, меня разобрал смех, и я давилась в подушку, чтобы не спугнуть кота. Было семь утра. Встала и пошла на кухню, он отправился за мной. В холодильнике не оказалось ничего пригодного для котов. Налила ему воды. Вытащила из-под ванны большой лоток, оставшийся со времен, когда Томик занималась фотографией и проявляла в нем снимки. Заложила лоток газетой, поставила в уборной и показала коту. Еле дождалась девяти часов, чтобы купить «Вискас». Кот сходил в лоток, поел и улегся на моей кровати. И я поняла, что неспроста он появился, это хороший знак, и я не хочу, чтобы он ушел. Отправляясь на работу, я специально оставила открытой форточку. Если появление кота случайно и он захочет уйти к себе домой, пожалуйста. Котик-то чистый, похоже, домашний.
Глава 20
На работу я, конечно, опоздала, и только собралась поведать Геньке историю про кота, как поняла: что-то неладно.
– Дел мы с тобой натворили! Гений разбушевался, ужас какой-то…
Оказалось, она сдала в типографию невычитанную книжку о Пифагоре. Вычитывать должна была я. Книжку успели снять с производства, но она автоматом вылетела из плана и была сдвинута на осень. Вляпаться в такую историю мне не доводилось. А Гений действительно сошел с катушек, я слушала, слушала и не выдержала:
– Виноваты. Осознали. Нам нужно упасть перед тобой на колени и умолять о прощении?
Пошла в кухню. За столом Генька, голову на руки положила, хлюпает носом.
– Успокойся, это еще не конец света.
– Все идет не так. А еще этот богомерзкий Пифагор…
Тут Гений появился. Видимо, почувствовал, что перегнул палку. Сердито-извиняющимся тоном говорит:
– Кипит мой разум возмущенный!
Сказал и ретировался.
У нас подобные фразочки и вообще революционные песни в почете, в кухне висит вымпел с памятником Ленина на броневике, а на нем ленинские значки, которые приносят клиенты. И это не случайно.
Наше издательство находится на Большом Сампсониевском, рядом с парком Лесной академии, началом Сердобольской улицы, с платформами железнодорожной станции Ланской и примечательным своей историей домом, перед которым на столбике-пьедестале вознесена голова Ленина. В этом доме у некой Фофановой была последняя конспиративная квартира вождя. Квартиру он практически не покидал, только по неотложным делам, (в частности, ходил на мою родную Карповку), чтобы договориться о немедленном вооруженном восстании. Это здесь он целый день не ел от волнения, а ночью писал соратникам знаменитое письмо: «…промедление в выступлении смерти подобно…» Утром он послал письмо с Фофановой, но не выдержал напряжения, загримировался, надел парик, щеку подвязал, кепчонку натянул и пошагал по Сапсониевскому в направлении Финлянского вокзала и к Смольному – революцию вершить. Фофановой оставил записку. «Ушел туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич».
Вот такая новелла, и она не забыта. Заранее пригласив телевизионщиков, возле гранитной головы Ленина собираются городские сумасшедшие с красными флагами, возлагают цветы к памятнику, немножко митингуют, выступают с требованием вернуть ленинский музей и пытаются прорваться к заветной квартире, дабы усовестить жильцов, осквернивших святое место своим проживанием. Так что неудивительно, что выражения типа: «промедление смерти подобно» – у нас в ходу. А также: «Это архиважно, товарищи!» «Каждая кухарка должна…» «Владивосток далеко, но ведь это город нашенский». Вот еще: «Жить в обществе и быть свободным от общества…» А самую употребительную словесную формулировку, которую Ленин сказал о буржуазных интеллигентах, подбросила нам Томик: «На деле это не мозг, а говно».
Мы расходимся по разным углам, Гений сидит у себя, мы с Генькой шепчемся в кухне. Генька о своих обидах, я – о сне с загадочными письменами и о последующем появлении кота. Обычно сны рассказываю не я, а Генька, и требует посмотреть, что они означают в старинном соннике Миллера. Я пыталась ей подарить этот сонник, но она категорически отказывается, ей важно, чтобы я принимала в разгадывании и обсуждении ее снов непосредственное участие. Потом я листаю невычитанную верстку. Выписываю Пифагоровы афоризмы.
«Не ешь сердца – не удручай себя горем. Пифагор» – прикнопливаю над Генькиным столом. Она говорит:
– Спасибо за сочувствие.
«В минуту гнева не надо говорить и действовать. Пифагор» – вешаю над столом Гения. Он согласно кивает и вроде бы спрашивает пароль:
– Лучше меньше…
Я отвечаю:
– … да больше.
Он опять кивает. Помирились.
И для себя выписываю Пифагоров афоризм: «Что упало, не поднимай…» Это про любовь.
Как жаль, что нельзя позвонить домой и спросить кота: ты все еще там?
С работы ухожу раньше, забрав домой «Пифагора», хотя все равно вычитка уже не горит. Открываю дверь с замиранием сердца. Он встречает меня в прихожей. Я не одна, у меня есть кот!
Глава 21
Битрюм проживал в проходной комнате. После того, как он выкатился, я вычистила ее от всего, что напоминало о нем. Первым делом на помойку отправился проссанный диван, на котором он спал. Купила новый. Изничтожила ковер с пола, по которому он ходил, и два мягких стула, на которых он сидел. Занавески заменила. Но иногда: мне казалось некое дуновение воздуха непонятно откуда приносит его запах. В таких случаях я сразу открывала форточку и капала по углам пихтовым маслом.
