* * *
Припадки продолжаются.
* * *
Становятся тяжелее.
* * *
В это воскресенье, во второй половине дня, я должен играть «Мсье Ибрагима» под Брюсселем. Наверное, ничего не выйдет, я не спал уже тридцать часов. Срочно приезжает Ален, оценивает мое состояние и прописывает анксиолитики.
Выпив таблетку, я сворачиваюсь клубком на полу, как раненое животное, жаждущее сдохнуть.
* * *
На Рождество мы едем за город. Я решаю не прикасаться к лекарству Алена – четвертушка таблетки усыпляет меня на двенадцать часов – но все-таки держу его при себе.
Визитка психотерапевта лежит в кармане, хотя я пока не решился набрать номер.
* * *
Приступы тревоги возобновились.
* * *
Все меня раздражает – люди, новости, фильмы, книги. Веду собак на прогулку по деревне и с ужасом смотрю на людей за стеклами окон.
– Почему они не убивают себя? Их жизнь ничтожна. Как и моя.
Дафна и Люлю действуют мне на нервы: смотрят просяще, ждут поцелуя, ласки, игры, косточки, прогулки. Цежу сквозь зубы:
– Болваны вы болванские, к чему все это? Ну дам я вам вкусненького, это что – цель жизни?
Я сержусь, мечу громы и молнии, преувеличиваю, несу чушь, отравленный опустошительной волной глобального отвращения.
Сегодня вечером я смотрел, как луна купается в тумане, и ругался с ней, как с мамой:
– Тебе повезло – ты исчезла. Раз – и нет тебя!
* * *
Я не узнаю себя. Мое место занял чужак.
* * *
Сколько я продержусь в таком состоянии?
И – главное – зачем держаться?
* * *
Единственный правильный вопрос: почему количество самоубийств не растет?
За что цепляются люди?
Для меня скандал – это не смерть, но жизнь.
* * *
Я проведу остаток дней в дурдоме. Это ясно как день.
* * *
Я кручу в руках визитку психотерапевта. Позвонить?
Зачем?
* * *
Я обливаюсь по́том, брожу по комнатам, пытаясь успокоить взбесившееся сердце, и Ян вдруг восклицает:
– Ну чистый наркоша!
Я замираю. Эврика!
Меня отравили.
* * *
Я уверен, что обнаружил первопричину моего ужасного состояния.
Несессер с моими лекарствами пахнет противно: я заметил это в Праге, где начались все беды. Из этого самого несессера я утром и вечером достаю нужные таблетки. На дне лежит открывшийся флакон, жидкость пропитала подкладку и коробочки. Вынимаю флакон и вижу на этикетке череп.
Фунгицид, купленный в Штатах, чтобы лечить грибок ногтей. Его даже нюхать запрещено, а я пил пропитанные этой гадостью таблетки.
Да, отравление имело место. По моей собственной вине – нужно быть аккуратнее.
* * *
Моя теория подтвердилась на практике: аптечку я отмыл, испорченные лекарства выбросил – и приливы прекратились, сердце не частит, я снова сплю, и, главное, отстала тревога.
Дело было не в психологии, а в физиологии.
Депрессия? Ее провоцирует тело, не душа. Наркотик изменил химическое равновесие, и я сломался, а теперь ко мне вернулись и прежний характер, и обычные чувства.
Мною манипулировал пришелец. Дьявол принял облик молекулы. Дьявол «химичен».
* * *
Я берусь исполнять долг счастья. Один этап пройден: ко мне вернулся хороший характер, и это замечательно.
Мама не только подарила мне жизнь, она сделала больше: дала мне прекрасную жизнь. Любопытная, живая, внимательная, энергичная, стремительная, наделенная исключительной памятью, чувствительная к настоящему, она умела восхищаться и ликовать.
Теперь мой черед!
* * *
– На что ты потратишь мамины деньги? – спрашивает Брюно.
– Жду хорошую идею, но она не торопится.
Я не хочу, чтобы эти деньги мертвым грузом лежали на счете и смешивались с другими поступлениями. Я должен вычленить их из банальных цифр.
* * *
Чувства живут парами, как тень и свет, одиноких чувств не бывает.
Сейчас моя Печаль готовит еду моей Радости. Моя Ностальгия пригласила мою Веселость на танец, чтобы почтить старое доброе время, но Веселость надеется вскружить ей голову. Вера и Сомнение проводят медовый месяц в пустыне. Доверчивость и Страх под ручку прогуливаются под звездной ночью: если одна подворачивает ногу, другой ее поддерживает. Беззаботность дарит букет Беспокойству, а Отчаяние – если верить сплетням – попросило руки Надежды.
Мы глупим, пытаясь разделить их. Желая сохранить Надежду. Уничтожить Печаль. Посадить в карцер Сомнение.
Но без Сомнения Вера становится сначала нетерпимой, потом жестокой, а в конце концов – убийственной.
Без Грусти Радость так плохо осознает себя, что начинает распадаться.
Надежда без Отчаяния смахивает на глупость.
Не будем желать расторжения их уз, лучше постараемся найти свое место между этими напряженностями.
* * *
«Я тебя люблю».
* * *
Она никогда не говорила мне этих слов – ни громко, ни шепотом. Зачем, если все и так очевидно? В хорошую погоду возглас «Какая сегодня прекрасная погода!» есть не что иное, как сотрясение воздуха.
Я тоже ни разу не произнес эту фразу – это показалось бы мне нелепым. Доказательства любви дороже слов о любви. Оставим фразы лжецам или паникерам.
* * *
Не нужно портить любовь словами. Слова терзают, развращают, вводят в заблуждение, запутывают, преувеличивают, преуменьшают, разрушают, их произносят наивные люди, вульгарные типы, циники, трусишки, хитрецы, лентяи, мошенники и дураки.
Мы с мамой верили, что любовь – это драгоценный цветок, который охраняют почтительным молчанием, боясь, что ненадлежащие слова ранят его.
* * *
Пять недель в тишайшем Монреале, теплом городе с ледяным климатом. За два года Квебек стал заграничной страной, где я провел больше всего времени. Термин «заграничная» не вполне верен, я так привык к Квебеку, что он стал мне «своим».
