Йоргос знал, как сильно переживает жена, и подошел утешить ее. Никос тут же отпрянул, будто опасаясь отцовского гнева. Он знал, как тот всегда защищал мать.
– Прошу, Йоргос, молчи, – тихо попросила Темис.
Они договорились: детям не нужно бремя ее прошлого. Молчание защищало их семью. Заговори Темис, чтобы защитить себя, тогда и многое другое всплывет наружу.
Все трое переглянулись.
– Прости меня, мана. – Никос дотянулся до руки матери. – Мне правда жаль. Я был не прав.
Его сожаление было искренним, а короткого извинения оказалось достаточно. Напряжение спало, Никос вышел из квартиры, и Темис с Йоргосом остались наедине.
Тогда только она расплакалась.
– Как он п-п-посмел так разговаривать с тобой? – сказал Йоргос. – С-с-сын с матерью? Если бы ты меня н-н-не сдержала… я-я…
Этот мягкий мужчина редко когда злился, но в моменты ярости ему было сложно держать себя в руках. Он сильнее заикался, еле выговаривал слова. Йоргоса рассердило то, что Никос не проявлял уважения к матери.
– Йоргос, но он видит все именно так, – тихо сказала Темис, защищая сына. – Создается впечатление, что мы одобряем режим. Мы никогда не выступаем против.
Темис услышала, как отворилась дверь, и наспех вытерла слезы фартуком. На ужин спустились Танасис и младшие дети.
Утром пришло письмо от Ангелоса. По традиции новости читал кто-то из младших детей. Анна доела первой и вскрыла конверт, а потом достала вместе с тонкими полупрозрачными страницами открытку.
Дорогие мои, – прочла она, – пока все хорошо. В прошлом месяце началась моя стажировка, и теперь я живу в центре Чикаго. Город просто удивительный – посмотрите сами на фото. Я работаю в одном из этих высоченных зданий, на восемнадцатом этаже, если быть точным, крестиком я отметил свое окно.
Брат выхватил у нее открытку, Анна запротестовала.
– Андреас, не хватай, агапе му, – сказала мать. – Передай по кругу, чтобы все посмотрели.
Мне нравится мое дело, я работаю младшим бухгалтером в крупной фирме. Меня обещали повысить, когда я сдам экзамены по повышению квалификации, но мне уже хорошо платят (намного больше того, что я заработал бы в Греции). Я даже купил себе машину! Она белая, с огромными колесами, а на заднем сиденье могут поместиться трое. У всех здесь есть личный автомобиль, и на выходные я выезжаю за город со своей… девушкой! Ее зовут Корабель, и она работает секретарем в нашей компании.
– Корабель? – перебил Танасис. – Это имя? А не тот святой, о котором я слышал…
– Не глупи, дядя Танасис, – хихикнула Анна. – Она американка, а не гречанка. Он нашел себе не православную греческую девушку!
– И ты пересмотрел достаточно голливудских фильмов, чтобы знать – у них бывают странные имена, – подшутил Андреас.
– Дайте ей дочитать! – сказала Темис.
– Мне с начала? – спросила Анна.
Все вместе застонали, поэтому она возобновила с того места, где остановилась.
…Семья моей девушки родом с Западного побережья, поэтому у нее совершенно другой акцент, но я ее все равно понимаю! Здесь у нас мало выходных, но летом мы поедем в отпуск, к родителям Корабель. Дороги здесь потрясающие – очень прямые, широкие и гладкие.
С любовью,
Ангелос
Темис не могла отрицать того, что ее двадцатитрехлетний сын жил в американской мечте, имея куда больше возможностей, чем кто-либо в Греции.
– Похоже, он счастлив, да? – сказал Йоргос, вставая, чтобы помыть тарелки.
– Я еще не закончила, – нетерпеливо сказала Анна. – Есть еще постскриптум!
– Давай же, Анна, – сказала Темис. – Читай.
Анна наслаждалась тем, что была в центре внимания этой шумной семейки, и читала сейчас с американским акцентом.
Я нашел нашего деда, – растягивая слова, произнесла она, стараясь представить, как говорил брат. – Он живет в Солт-Лейк-Сити. Я получил очень короткий ответ на свое письмо. Дед сказал, что как-нибудь приедет повидаться со мной.
– Соленый город? – сказал Спирос, высыпая соль на стол небольшой горкой.
– Спирос! Прекрати! – побранила сына Темис, думая совершенно о другом.
Ее вдруг раздосадовала сама мысль об отце и его очевидном равнодушии к прежней семье, но вскоре это чувство прошло. После тридцати лет разлуки Темис утратила с ним всякую связь.
Место Никоса за столом пустовало, но когда он позже вернулся домой, то прочел лежавшее на столе письмо от брата.
Он увидел, что мать сидит на балконе, и вышел к ней:
– Ты ведь простила меня?
– Конечно, агапе му. Тебе нужно запомнить, что не все такое, каким кажется.
Эти слова озадачили Никоса, но ненадолго. В голове крутились мысли о письме брата.
– Похоже, у него все хорошо, так?
– Я рада, что он счастлив. И еще у него девушка…
– Он уехал больше четырех лет назад…
– Знаю. Жаль, что он не приедет навестить нас. А ведь обещал.
– Четыре года он там, – подчеркнуто сказал Никос. – И ни разу не упомянул, что на самом деле творится в той стране.
– Но он же присылает нам вести?
– Я не об этом, мана, – сказал Никос, стараясь не повышать голоса.
Отец дремал на диване возле двери.
– Я о настоящих новостях. О Вьетнаме, например. Американцы ввели туда войска и разделались со всеми, кто не согласился с их политикой.
Он знал, что мать не следила за новостями, но она слышала, что американские войска вышли из Вьетнама и было подписано мирное соглашение.
– Но ведь все это позади?
– Военные действия прекратились, но Ангелос о них ни разу не упомянул. Погибли тысячи невинных людей! А теперь стало известно еще кое-что. В той стране процветает коррупция, и сам Никсон в этом замешан!
– Потише, матиа му, – попросила Темис.
– Знаю, что отец спит. Мана, но именно Америка поддерживает полковников. Они вмешиваются в наши дела так же, как поступили во Вьетнаме. Делают что хотят, и никто им не возражает.
Высказавшись, Никос замолчал.
– Но Ангелос там счастлив, – напомнила Темис. – И он ведь никогда не интересовался политикой.
– Это правда. Он уехал сколотить себе состояние, и я уверен, что он преуспеет.
– Я так рада, что вы такие разные. – Темис взяла сына за руку и крепко сжала.
Никос встал, поцеловал мать в лоб и вернулся в квартиру. Отец только просыпался.
Темис и не вспоминала об этом разговоре, пока однажды, несколько месяцев спустя, Никос не вернулся домой очень поздно. Начался 1973 год. Темис наводила порядок в квартире, собираясь ложиться спать, но вдруг заметила в сыне нечто странное. Несмотря на то что ночь была холодной, с него градом лился пот. Даже в приглушенном свете она видела, что его руки и лицо перепачканы в грязи, брюки порваны на колене.
