Йоргос сохранял нейтральную позицию. Еще в молодости он не имел особой политической приверженности (на фронт его вынудили пойти против воли), и, как только умер отец, Йоргос перестал повторять антикоммунистические лозунги, чтобы угодить ему.
Если за обедом и заводили беседу на политическую тему, Темис искусно сводила ее на нет. Она делала это так мастерски, что никто не замечал. Воспоминания об ожесточенных спорах за столом с легкостью вернулись – ты словно стоишь на пути у скачущей галопом лошади и хочешь любой ценой увернуться от ее копыт. Темис не могла допустить, чтобы повторились скандалы прошлого поколения: чтобы по столу стучали кулаками или посудой, повышали голос. Все это переросло в настоящую вражду, брат пошел против брата, что разрушило не только семью, но и всю страну.
Несмотря на страхи и желания Темис, политика оставалась главной темой споров в стране. За десять лет выборы проводились пять раз. Темис обрадовалась, когда в 1956 году женщинам разрешили ходить на избирательные участки, но частота выборов указывала на нестабильность в стране. Голосование стало рутиной, от которой только росли тревоги, и даже сейчас казалось, что существовавшая система не была справедливой и не приносила результатов, на которые Темис рассчитывала.
Дети, от Никоса до малыша Спироса, понятия не имели, что мать волновало что-то, кроме их благополучия. Она хотела накормить детей и позаботиться о том, чтобы они всегда были в школе чистыми и опрятными. Их часто дразнили за то, что у них так сияли ботинки. Никто не задавался вопросом, была ли в жизни Темис какая-то другая цель или роль. Сейчас она также заботилась о почти столетней кирии Коралис и готовила еду для Танасиса. Теперь гемиста и спанакоризо появлялись на кухне Темис.
В глазах детей Темис и Йоргос были добрыми родителями. Их друзей били ремнем отцы, а матери постоянно ругали. Втайне дети радовались, что этого никогда не происходило в их семье. Никто из трех младших детей не обладал кудрями, как двое старших, и они решили, что лысеющий Йоргос был кучерявым в детстве. Малышка Анна пошла в Маргариту, а в Андреасе Темис с сердечным трепетом угадывала знакомые черты Паноса. Спирос же был точной копией Йоргоса.
Стояла весна 1967 года. На май назначили новые парламентарные выборы. Как всегда, Темис старалась избежать за столом политической темы, но втайне радовалась слухам о том, что к власти может прийти партия левых. Разговор зашел о новой власти, и Никос с Ангелосом стали пререкаться. Старшему брату исполнилось восемнадцать, и он больше поддерживал левых. Когда Никос упомянул нацистов, сказав, что ненавидит немцев и что их страна многим обязана Греции, Темис вдруг решила сказать, что в Германии уже много лет живет их тетя. Она хотела, чтобы сыновья поняли: не стоит с предубеждением относиться к каждому жителю страны.
– Маргарита? – спросил Андреас, заинтригованный новым именем. – Кто она?
Темис порылась в старых фотографиях, где она была с братьями и сестрой. Даже Ангелос и Никос мало что знали о детстве матери, а когда она рассказала, что Панос «погиб во время войны», то все решили, что это произошло в период оккупации, и не задавали лишних вопросов. Дольше всего они говорили о дяде Танасисе. Дети не могли поверить, что это он тот поразительно красивый парень на снимке, и с потрясением выслушали его историю. Они всегда считали, что с дядей произошел несчастный случай. Дети слышали, как люди обсуждали декабрь 1944-го, но не понимали, как те события отразились на их семье. Также они увидели свадебную фотографию родителей Темис. Она объяснила, что ее мать умерла много лет назад, а отец уехал в Америку и больше они не общались.
После ужина Темис и Йоргос вышли на балкон. Стоял теплый апрельский вечер, близилась Страстная неделя, на деревьях распускались первые листочки. В воздухе ощущалась сладость. Белье высыхало быстрее, а Темис в тот день не нуждалась в теплом пальто. Старшие мальчики вышли погулять, а трое младших детей были наверху с дядей. Теперь у него появился телевизор, и, доделав уроки, они могли посмотреть фильм.
Темис и Йоргос тихо сидели вдвоем, слушая музыку и смех с верхнего этажа. Оба почувствовали, что счастье поселилось в их семье, и переглянулись.
Наутро все поменялось.
Йоргос, как всегда, слушал радио, пока брился, и сразу понял, что случилось нечто плохое. Вместо музыки передавали новости. После полуночи, когда весь город спал, группа армейских полковников устроила переворот.
Все были потрясены. Ничто не предвещало такой трагедии. Не пролив ни капли крови и оборвав связь с внешним миром, армия получила контроль над Грецией.
Весь день семеро членов семьи сидели возле радио, ожидая новостей в перерывах между бесконечными маршами. Наконец сделали новое заявление. Государственный переворот провели с военной точностью и безжалостностью. Семья слушала новости о том, как развивались события. Танки заблокировали дворец и министерства, а новый премьер-министр принес присягу. Заблокировали дороги на выезд. Закрылись школы и университеты, банки не давали денег.
– А ведь в следующем месяце выборы, – возмутился Никос.
Он еще не достиг избирательного возраста, но знал, за какую партию хочет голосовать.
– Поэтому они так и поступили, – яростно сказал он. – Они испугались, что к власти придут левые.
– Что насчет короля? – спросил Андреас. – Разве он не спасет нас?
– Говорят, что он в Татое, матиа му, – ответил Йоргос. – Уверен, что он все уладит.
Король Константин с семьей, включая его мать, королеву Фредерику, по слухам, находились в семейном особняке за пределами Афин. Монархия играла в основном символическую роль, но многие хотели избавиться от изжившей себя инстанции.
Темис изогнула бровь и неодобрительно посмотрела на мужа.
– Возможно, он стоит в центре всего этого, – пробормотала она.
– Темис! Ты н-н-не знаешь этого, – укорил ее муж.
Их взгляды на монархию не совпадали. Темис все еще питала отвращение к «немке» и подозревала, что королевская семья с радостью поддержит военную диктатуру. Похоже, король выступал за полковников. Или, по крайней мере, не выражал протеста.
– Что бы ты ни говорил, – обратилась Темис к мужу, – но королева Фредерика…
– Темис! Н-н-не надо спорить.
Через несколько дней Темис набралась смелости и снова вышла на улицу, посмотреть, что было в магазинах. Дойдя до булочной, в которой всегда покупала хлеб, она с потрясением увидела вывеску на двери: «Закрыто на неопределенный срок».
Темис вспомнила, как после возвращения с Трикери кирия Сотириу шепотом высказала сожаление из-за Паноса, а потом в качестве сочувствия положила на стеклянное блюдце несколько драхм. Уже тогда Темис поняла, что жена пекаря не стала бы грустить, не будь она на стороне левых.
Мимолетное замечание несколько лет назад навело Темис на мысль, что пекарь и его жена голосовали за ультралевую партию, как и она. Ходили слухи, что ее брат умер на Макронисосе.
