Кирия Коралис выхватила из рук Маргариты платье и вышла из комнаты. Она не слишком разбиралась в политике, но знала, что экономический кризис весьма масштабен и пора бы ее своенравной внучке это понять.
За закрытой дверью в спальню она слышала громкие голоса детей, визг Маргариты и хлопанье дверью.
Темис ничего не сказала. За всю свою жизнь она ни разу не надела нового платья и носила вещи, доставшиеся от сестры.
Через два дня на передних полосах газет напечатали фотографию женщины, согнувшейся от горя над телом сына. Отчаянное положение работников на табачных фабриках в Фессалониках привело к забастовке, и в попытке совладать с толпой полиция открыла огонь. Двенадцать человек погибли.
Постепенно появилось общественное брожение, сгущалась атмосфера мятежа. Угроза всеобщего бунта, последовавшая после кровавых событий, позволила премьер-министру, генералу Метаксасу, установить новый режим. 4 августа 1936 года с разрешения короля он приостановил действие конституции, ввел военное положение и учредил диктаторство, которое давало ему неограниченные полномочия.
Раньше политические споры в семье случались лишь тогда, когда Павлос Коралис приезжал домой и приглашал к себе друзей. Теперь же они развернулись между Танасисом и Паносом. С самого детства их взгляды на проблемы в стране сильно отличались. Танасис был на стороне генерала и восхищался людьми, которые вдохновляли Метаксаса, к примеру Муссолини. Паносу, напротив, не нравился жесткий режим нынешнего премьер-министра. Юноша не терпел дисциплину в любом ее проявлении. Иногда кирия Коралис грозила мальчикам, что расскажет отцу об их поведении, как только он приедет. Они повзрослели и вытянулись, возвышаясь над бабушкой, но ярости отца боялись и всегда мирились.
Один из редких визитов Павлоса совпал с приступом бунтарских настроений Паноса.
В тот вечер они, как и каждую неделю, собирались с отрядом ЭОН: трое старших детей присоединились к недавно возникшей национальной молодежной организации «Ethniki Organosis Neolaias». Метаксас учредил ее сразу после установления диктаторского режима, и вскоре участие в ней стало обязательным.
Панос ненавидел собрания и решил в этот раз пропустить встречу.
– Зачем мне туда идти? – возмутился он. – Зачем?
Ему исполнилось пятнадцать, и он возвышался над бабушкой где-то на полметра.
– Туда стоит сходить, – ответила она. – Там тебя научат дисциплине.
– Дисциплине? – презрительно фыркнул юноша.
Бабушка не знала, что он уже не впервые пропускает собрания. Панос ненавидел все, что имело отношение к ЭОН, от усиленной пропаганды правых взглядов до фашистской эмблемы на униформе – двулезвийной секиры.
Будучи полной противоположностью брата, Танасис с нетерпением ждал заученных ритуалов, которые они повторяли из раза в раз, и намеревался расти по карьерной лестнице. Маргарита тоже активно поддерживала движение. Ей очень нравилась форма, и она радостно вторила мантре: место женщины дома.
Панос выбрал неудачный день для спора с бабушкой. Отец приехал раньше обычного и отдыхал в маленькой спальне, где прежде обитала мать. Его разбудил резкий хлопок двери.
Встав с постели, Павлос Коралис услышал громкий голос сына и понял, что тот перечит бабушке. Все знали, чем может закончиться бунт против режима Метаксаса. Отказ от участия в ЭОН мог повлечь за собой исключение из школы или лишить возможности нормально работать, да и кто знал, что еще? Отца обуяла ярость.
Темис сидела за кухонным столом. Как только вошел брат, она хотела предостеречь его, но было слишком поздно. Дверь спальни с силой распахнулась.
Павлос Коралис не виделся с детьми уже много месяцев, но к Паносу он приблизился со спины вовсе не затем, чтобы обнять сына, а чтобы толкнуть со всей силы.
Юноша полетел через всю комнату прямо на бабушку, но та благоразумно отошла в сторону, чтобы эта ракета не врезалась в нее. С грохотом Панос упал, ударившись лбом об угол стола.
Темис закричала.
Ее брату не хватило времени сгруппироваться, и он с размаху ударился об пол. Его голова чуть подпрыгнула, соприкоснувшись с плиткой. Темис тотчас же подскочила к нему:
– Панос… Панос… ты слышишь меня?
Она посмотрела на бабушку, которая увлеченно крестилась.
– Он умер, йайа, – сквозь слезы прошептала Темис. – Кажется, он умер.
Вскоре кирия Коралис невозмутимо смачивала тряпку, которую прикладывала к рассеченному лбу внука. Кожа вокруг раны опухла и побагровела.
Несколько секунд юноша лежал без сознания, но наконец зашевелился.
– С ним все будет в порядке, агапе му, – сказала бабушка, разрываясь между любовью к внуку и преданностью их отцу. – Не беспокойся.
Темис в этот момент словно потеряла невинность. Она сердито глянула на отца. Как он мог так поступить?
Очнувшись, Панос совершенно не понимал, что произошло. Он до сих пор не знал, что его толкнули и кто именно это сделал. Отец вышел из комнаты.
Кирия Коралис присела на колени, хлопоча возле внука и промывая его рану.
– Что случилось? – слабым голосом спросил он. – Голова болит. Очень болит.
– Ты упал, – только и сказала бабушка.
Юноша закрыл глаза, а кирия Коралис жестом велела Темис молчать, прижав палец к губам.
Внучка все поняла. Не следует никому говорить о жестоком поступке отца.
Убедившись, что сын жив, Павлос Коралис бесшумно покинул дом, ни с кем не попрощавшись. Он вернулся в Пирей, и на следующий день его корабль отчалил.
Когда Маргарита и Танасис вернулись с собрания ЭОН, одетые в красивую синюю форму, то застали Паноса в кровати с забинтованной головой. Узнав про «падение» и убедившись, что он поправится, они сели ужинать за кухонным столом. Паносу тоже отнесли тарелку, но он к еде даже не притронулся.
Маргарита с энтузиазмом рассказывала о параде, в котором они только что участвовали.
– Меня поставили в первом ряду! – взахлеб рассказывала девушка. Она вытянула правую руку, демонстрируя воинское приветствие. – Я всех возглавляла!
– Замечательно, дорогая! – поддержала ее кирия Коралис. – Ты молодец.
– Я тоже сегодня научился новому, – вмешался в разговор Танасис, пытаясь вытеснить сестру из центра внимания. – Мы держали в руках оружие.
В его голосе слышался триумф, будто он выиграл сражение.
Темис молча пережевывала пищу. В горле у нее стоял ком. Никто не ждал, что она станет говорить за столом, поэтому ей ничего не стоило скрывать свои мысли. Вскоре и она будет вынуждена вступить в ЭОН, но радовало только одно: она научится стрелять. Темис считала это любопытным и полезным делом. Больше ничто ее в этой организации не привлекало.
Она посмотрела на Маргариту, Танасиса, свою йайа, и ее охватило чувство, что Паноса предали.
