В эту секунду между прабабушкой и ребенком возникли узы. Счастливый малыш устроился у нее на коленях, потом она посадила его на бедро, нарезая свежеиспеченный яблочный пирог и передавая его Темис. Кирии Коралис перевалило за восемьдесят, но она все еще была полна сил, доказывая своим примером, что в любом возрасте не угасает желание нянчиться с ребенком.
Темис налила себе стакан воды. Следовало объяснить прошедшие два года, но сперва ей хотелось узнать о Паносе и Маргарите.
– Хорошие новости – Маргарита обосновалась в Берлине. Ей там нравится, – сказал Танасис. – Можешь прочесть письма, если хочешь. Она не вышла замуж за того офицера, все сложилось иначе. С самого начала там было много работы. В основном женщины расчищали улицы Берлина от обломков. Ты знала об этом? Весь город в руинах. Тройственный союз нанес огромный урон, но перед строительством все следовало убрать. Маргарита помогала таскать камни, битый кирпич и гипс, кусок за куском…
Темис с трудом представила сестру, занятую тяжелым физическим трудом, но порадовалась, что та начала новую жизнь за границей. Больше Темис волновалась за любимого брата. Танасис пока рассказал только о Маргарите.
– А Панос? – перебила Темис.
Танасис замешкался, переглянувшись с бабушкой.
– Он погиб.
Темис боялась услышать эти слова. Она сжала в руке стакан и склонила голову, разглядывая узор на скатерти. Она изо всех сил старалась не выдать своих страданий.
– Его убили под конец войны, – ровным голосом снова заговорил Танасис. – На Грамосе. Год назад нас навестил человек по имени Маноли, который сражался вместе с ним. Мы лишь знаем, что это случилось в последней битве. Им стоило сдаться. Признать поражение. Но они бились до конца. Коммунисты не признают проигрыша.
Темис не могла вымолвить ни слова. Хотя она ожидала услышать подобное, но легче не стало. Даже говоря о смерти брата, Танасис выражал свои политические взгляды. Очевидно, что в ее отсутствие он ни капли не изменился.
Кирия Коралис вышла с Ангелосом на балкон, показывая ему свои растения, называя различные предметы на площади и пытаясь научить его словам: «велосипед», «дети», «кафенион», «грузовик». Она не хотела слушать, что говорил внук о случившемся с Паносом. Даже сейчас бабушка не выносила мысли, что между братьями царила такая вражда. Ребенок на руках доставлял старушке необычайную радость, и она не хотела портить эти минуты. После смерти и разрушений новая жизнь казалась чудом.
Однако Танасис не считал ребенка чем-то удивительным. Его появление лишь подчеркивало позорное возвращение Темис. Сестра не только воевала за предателей, но еще и вернулась с незаконнорожденным ребенком. Будто мало им было позора.
Кирия Коралис пришла в комнату с Ангелосом, который беззаботно играл с золотым крестиком у нее на шее. Она села поближе к внучке и передала ей малыша.
Танасис захромал прочь из комнаты. Он не хотел видеть слез сестры.
– Мне жаль, новости ужасные, агапе му, – сказала кирия Коралис внучке. – Надеюсь, что он погиб мужественно, сражаясь за то, во что вы оба верили.
Слова кирии Коралис были сказаны с добром, но она волновалась, что гражданская война на улице Керу возобновится.
Для Темис были и другие новости. Как и Танасис, бабушка рассказала сперва хорошие.
– Твой отец все еще в Америке. Он женился заново, и у него родился ребенок. У тебя есть сводная сестра! Ей всего несколько месяцев.
– Но… Что с нашей матерью?
– Увы, она умерла два года назад. Поэтому он смог жениться во второй раз.
Темис не знала, как отреагировать. Она все еще скорбела по брату. Элефтерия Коралис казалась человеком из другой жизни. Прошло двадцать лет с тех пор, как Темис видела мать, и эти новости не вызвали в ней особых чувств.
– А… – равнодушно выдохнула она. – Ясно.
– Дорогая, ты выглядишь усталой.
Это слово не совсем верно описывало изможденность Темис.
Кирия Коралис по-быстрому застелила кровать, в которой внучка спала в детстве, потом взяла Ангелоса на руки, пока та раздевалась.
Два года Темис не знала запаха мыла. Она медленно провела мочалкой по каждому сантиметру тела, потом насухо вытерлась и переоделась в ночную сорочку. Одежду одолжила бабушка, потому что вещи Темис выбросили. Когда пришло ее письмо из Трикери, Танасис спрятал его, не желая давать бабушке надежду на встречу с Темис.
Ангелос раньше не знал тех ощущений, какие дает прикосновение к коже теплой воды, и с восторгом плескался, пока его мыли в раковине. Он заплакал, когда его вытащили из воды, но потом снова радостно загукал.
Наконец мать с ребенком легли на свежие льняные простыни, накрывшись мягким одеялом. Вдыхая аромат лаванды, Ангелос уснул, а после него и Темис. Она уже несколько лет не спала на нормальном матрасе, в окружении четырех стен и с осознанием того, что ее не вытащат из кровати посреди ночи. Кругом не будет криков, выстрелов из ружья или сирен. Обняв Ангелоса, Темис провалилась в беспробудный сон.
Дорога от Трикери лишила ее последних сил, но на следующее утро Темис проснулась с одной-единственной мыслью. Пора начинать новое путешествие.
Она проснулась от аромата бабушкиного кофе и только спустя секунду поняла, где находится. Рядом зашевелился Ангелос.
Как же малышу подходило это имя, подумала Темис, поднимая сына на руки, вставая с постели и целуя в лоб.
Кирия Коралис уже пропарила фрукты, чтобы покормить голодного малыша с ложечки. При виде правнука ее переполняла радость.
– Моро му! Мой малыш! – воскликнула бабушка, восторженно всплеснув руками, когда ребенок появился у двери. – Я приготовила для тебя кое-что вкусненькое!
Она разговаривала с ним так, будто он жил здесь с самого рождения. Ангелос тоже сразу принял прабабушку. Та забрала его из рук матери – покормить и поиграть. Жизнь в лагере сделала мальчика общительным. Им постоянно восхищались женщины и другие дети, все желали подержать его на руках, поиграть, попеть песни. И конечно, рядом всегда находилась Алики.
Танасис заглянул ненадолго, перед тем как уйти на дежурство в полицейском участке. При каждом шаге он сильно стучал палкой по кафельному полу. Прошло уже почти семь лет, как его ранили, и с тех пор он работал неполный день, тем не менее был обязан являться в участок ежедневно, чтобы выслужить пенсию.
На кухонном столе стоял кофе, сваренный недавно кирией Коралис, – крепкий, очень сладкий. Танасис выпил его залпом и с грохотом поставил чашку на блюдце, как делал каждый день.
В утренних лучах солнца Темис отчетливо видела его изуродованное лицо. Спустя столько лет шрамы не побледнели. С одной стороны они казались свежими ранами, кожа так и не срослась над выпирающей плотью. Только уцелевшая правая сторона лица напоминала о том, чего лишился Танасис, и подчеркивала уродство левой стороны.
