– Он такой красивый, – сказала Темис. – Посмотри на эти темные кудряшки.
У ребенка были темные кудрявые волосики, длинные ресницы и пухлые щечки с ямочками.
– Здесь ему восемь месяцев. Я нарисовала его как раз перед отъездом.
Темис видела, с каким трудом давались Алики эти слова.
– Мы все считаем, что наши дети самые красивые на свете, – сказала она. – Для меня он как маленький бог.
Темис вернула ей рисунок. Алики свернула его и спрятала под подстилкой.
Жестокая жизнь на Трикери продолжилась. Пища была скудной, наказания бесконечными, пленниц били, уводя подальше. На острове жили тысячи женщин и детей, но, поскольку на детей не выделяли отдельного питания, еды всегда не хватало. Особенно хныкали от голода маленькие мальчики.
– Пока малыш справляется, – сказала Темис. – Но когда он сможет есть твердую пищу, все изменится.
– Возможно, к этому времени вы вдвоем уедете отсюда, – с грустью ответила Алики.
Она принесла себя в жертву, отослав своего ребенка, но не винила тех, кто решил подписать искупление. В душе Алики иногда жалела о таком решении.
– Я никогда не подпишу декларацию, – сказала Темис. – И никогда не позволю им забрать моего ребенка.
Алики, желая сменить тему разговора, перешла на другой вопрос.
– Мы зовем его «to mikró» – малыш. Но ему нужно имя, да? Он так быстро растет!
– Ты права, – сказала Темис. – Полагаю, нужно дать ему имя деда, но я не знаю его деда по отцовской линии.
Алики выглядела слегка удивленной. Темис пока не была готова поделиться своей историей.
– А по твоей линии?
– Моего отца зовут Павлос. Но так не получится назвать его из-за короля. А как… звали твоего сына?
– Никос. В честь моего папы. Я тоже не знаю, как звали его деда со стороны отца.
– Ах… – вздохнула Темис, ничуть не удивившись. – Кем был его отец?
– Он служил в моем отряде. Не слишком долго, но достаточно.
– Его убили?
– Не знаю. Возможно. Или же он все еще жив. Он покинул наш отряд внезапно.
На секунду воцарилась неловкая тишина, потом Алики заговорила вновь, глядя в пустоту.
– Вряд ли я когда-нибудь смогу встретить такую любовь.
– Отец моего малыша тоже ушел, не попрощавшись. Но я видела его на Макронисосе. Он перешел на другую сторону. Пытал людей.
– Theé mou, боже мой, – сказала Алики. – Ты уверена?
– Уверена.
– Но ты хотя бы знаешь, что он жив!
– Хорошо ли это? – спросила Темис, стараясь, чтобы в голосе не звучала горечь.
– Я все еще мечтаю найти Тасоса, – сказала Алики.
– Тасоса?
– Да. Как бы я хотела, чтобы они с Никосом встретились. Но сердце подсказывает мне, что он мертв. Наверняка он стоял бы на Грамосе до последнего.
Темис сидела в задумчивости, качая спящего на руках ребенка.
Имя Тасос не такое уж редкое. Нескольких Темис знала по школе, так даже звали ее дядю. Она попыталась выкинуть из головы глупую мысль, но существовала вероятность того, что у малышей один и тот же отец.
Следующие слова Алики, как топор, отсекли все сомнения.
– Он бы умер с мечом в руке, – сказала Алики, ее голос наполнился любовью и восхищением. – Его иногда называли Liondari, Лев, из-за его смелости, но еще из-за волос. Они напоминали гриву, только черную.
Для Темис эти слова были как удар под дых, и она замерла, не в силах вымолвить ни слова. Зашевелился ребенок, и она стала укачивать его и петь колыбельную. Темис надеялась, что Алики не заметит, как сильно ее трясет.
Теперь Темис не сомневалась, что у их сыновей один отец, – возможно, поэтому Алики так легко поладила с малышом. Может, он напоминал ей о сыне? У ребенка Темис только пробивались черные волоски, но уже кучерявились, как усики гороха. Может быть, со временем сходство станет более очевидным.
Темис приняла решение меньше чем за секунду. Она ничего не скажет. Зачем разрушать образ героя-возлюбленного Алики, открывать горькую правду? Собравшись с духом, Темис заговорила:
– Что думаешь насчет имени Ангелос?
– Идеально. Он маленький ангел. Ему очень идет.
– Значит, будем называть его Ангелос.
Так было дано имя ребенку – не семьей, а скорее небесами. Темис не сочла нужным идти к священнику острова. К внутренней стороне штанишек малыша пришили крохотный mati – этого достаточно, чтобы защитить его от дьявола.
На острове организовали небольшую неофициальную школу для детей, и, благодаря помощи Алики с кормлением ребенка, Темис могла в группах обучать подрастающее поколение читать и писать. Она чертила буквы палочками на песке, учила счету с помощью маленьких камушков. А еще каждый день рассказывала истории. Поняв, что дети меньше балуются, будучи занятыми, охранники не стали мешать.
Жара наступила в конце июля и не спадала в августе. Вокруг лагеря роились мухи, особенно их было много возле пищи и отхожих мест. Несколько женщин заболели дизентерией, малярией и даже тифом, практически все кашляли и страдали от язв на коже. Среди заключенных было несколько докторов и медсестер, но без лекарств они мало чем могли помочь.
На этом безобразном грязном острове не существовало чистоты. Кожа, одежда, постельное белье, кухонные принадлежности – все было в грязи, только чудом все еще не умерли от антисанитарии. По ночам женщины дежурили, высматривая скорпионов и змей, и пусть рассказы про крыс, которые по ночам отгрызали пальцы, стали байками, некоторые все же оставались начеку.
Этими знойными летними месяцами жара погружала в полудрему как охранников, так и пленниц, которые по несколько часов могли заниматься своими делами. Солдаты по-прежнему угрожали им, заставляя подписать дилоси, но даже запугивания казались неубедительными на такой жаре. Изредка кто-нибудь уступал, и тогда охранники на некоторое время оставляли других женщин в покое.
Более пожилые деревенские женщины, несмотря на неумение читать, обладали навыками, полученными от старшего поколения. Они собирали сушеные травы, разделяли их по цветам и искусно переплетали, делая шляпы различных размеров. Теперь у них появилось чем укрыть головы от палящих лучей полуденного солнца, но также шляпы служили для красоты. Из более коротких травинок делали веера, чтобы по ночам создавать прохладу, когда воздух замирал.
Несколько девушек нашли упавшее оливковое дерево, набрали обломков и принялись вырезать ложки и тарелки для ежедневного использования, маленькие человеческие фигурки, которые с любовью украшали и надежно прятали.
Кто-то делал из цветов, росших на холмах, краски и щеточками диких трав рисовал на плоских серых камнях, в избытке лежавших на пляжах Трикери. Женщины воспроизводили пейзажи Аркадии в миниатюре, изображали птиц в полете, иногда карикатуры. Подобно рукоделию на Макронисосе, каждое творение выражало протест, но шли недели, а освобождение оставалось далеким. Каждая пленница по-своему спасалась от отчаяния. Когда Алики не кормила Ангелоса, то не выпускала из руки уголек. Она работала быстро, достигая сходства с реальностью с невероятной скоростью, а по завершении прятала рисунок под платье.
