Темис никогда не задумывалась о том, как это – иметь детей. Невероятно, что при всех тяготах, которые вынесло ее тело за последние месяцы, внутри росла новая жизнь. Еще один человечек страдал вместе с ней.
Последующие дни Темис жила так, словно ее тело и разум обитали в разных местах. У нее кружилась голова, но боли не было. Темис беседовала со своим еще не рожденным ребенком. В мыслях остались лишь два голоса – ее собственный и малыша. Они приглушали грубые выкрики солдат, стоны и плач других пленниц. Как-то ночью Темис вытащили из постели, раздели и избили, но она подставляла обидчикам спину, принимая удары на плечи и позвоночник, чтобы защитить живот.
Темис все время выискивала взглядом Тасоса. Шагая до места, где они собирали камни для нового Парфенона, она старалась найти его среди охранников. Темис больше обычного хотела привлечь его внимание. Раньше она просто собиралась сказать Тасосу, что она здесь. Теперь она жаждала поделиться своей тайной: «Я ношу нашего ребенка». Несмотря на их разногласия, конечно же, он захочет об этом узнать? Но воспоминания о холодном взгляде, лишенном эмоций, не выходили у Темис из головы.
Однажды вечером она спустилась к морю с группой женщин, чтобы постирать одежду, и увидела на берегу нескольких мужчин. Темис заплакала от вида их жалких искалеченных тел. Будь среди них Панос, она бы и не узнала брата. Может, сам Тасос приложил к их страданиям руку.
Шли дни. У Темис рос живот, пока незаметный для других. У многих женщин выпирали животы, подчеркивая их тощие ноги и руки, а груди все еще оставались налитыми после вскармливания детей. Даже в истощенном состоянии женские тела не утрачивали следов беременности и родов.
Порой Темис охватывали страх и сомнения, но это быстро проходило. Нужно оставаться сильной, напоминала она себе. И не только ради себя.
Некоторые женщины заподозрили, что она не страдает, как они.
– Скоро она подпишет искупление, – шептались они.
Женщины, решившие отбросить свои убеждения, часто обретали спокойствие и даже отрешенность. Их отличали по взгляду. Все видели, что поведение Темис изменилось, но неправильно его истолковали.
В основном женщины не обращали на нее внимания. Темис все чаще клала руку на живот. Для других он пока оставался незаметным. Маленькие груди налились, но бесформенная одежда это скрывала.
Проходили дни, солнце садилось позже, оставалось больше времени на рукоделие. Темис работала над вышивкой сердца, но в голове крутились новые мысли – любовь к еще не родившемуся ребенку, который находился рядом ночью и днем и легонько шевелился внутри, напоминая о своем существовании. Она почти закончила сердце. Плотные хлопковые нити придавали ему приятную округлость, и, чтобы сохранить религиозное значение, Темис вышила слова: «Mitéra Theoú» – «Богоматерь». Она хотела остановиться на «Mitéra The» и наслаждаться скрытым смыслом. В углу Темис решила вышить сердце поменьше. Закончив работу, она спрятала лоскуток в карман.
Как-то утром пленниц разбудили рано. Казалось, они не проспали и часа, поэтому пробуждение было грубым. В шатер зашли пятеро солдат, они стали прохаживаться по рядам спящих женщин и тыкать в них палкой. Через несколько минут всех вывели с одеялами в руках.
Сонные и растерянные женщины стояли и дрожали среди темноты. Двадцать минут спустя им велели спуститься к морю.
На воде отражался лунный свет, освещая знакомые символы, выложенные белыми камнями на холме. Пленницы увидели на причале две небольшие лодки, и Темис ощутила прилив надежды. Они прощались с Макронисосом. Едва ли их освободят, но, возможно, перевезут туда, где не будет такого ада.
Двадцать пять женщин и четверо охранников втиснулись в небольшие ялики. Некоторые пленницы стали задавать вопросы, но ответов не получили. Возможно, охранники сами ничего не знали.
В тот день море между островом и материком было необычайно спокойным, и за полчаса они доплыли до Лаврио, несмотря на барахлящие моторы.
Женщин встречала группа солдат, и пленниц посадили в грузовик. Места там было так мало, что некоторым пришлось стоять.
Темис безропотно выполняла все, что велели. Ее занимало лишь одно – защитить своего ребенка. Она подложила одеяло под спину и подумала о младенце, которому с каждым днем становилось все теснее у нее в животе. Темис радовалась, что ребенок не ведал происходящего снаружи, но надеялась, что он узнавал ее голос.
Солнце поднималось все выше, и кто-то запел в пути тихую народную песню. Все знали ее с детства и вскоре начали подпевать. Темис пела громче всех в надежде, что ребенок услышит. Ехавшие спереди солдаты не обращали внимания на хор.
Много часов спустя женщина, сидевшая рядом с Темис, глянула сквозь борта фургона для скота и ахнула:
– Это мой город! Мы в моем родном городе!
Другая женщина вытянула шею, чтобы тоже посмотреть:
– Мы в Волосе! Мы только что проехали мою улицу!
Увидев свой родной город с такого ракурса, она не обрадовалась, а затосковала и расплакалась. Она находилась близко от дома и в то же время так далеко.
Грузовик ехал на восток, удаляясь от медленно садившегося солнца. Большинство женщин дремали, пение стихло. Бесконечная дорога давала возможность подумать. Темис размышляла о семье, о каждом родственнике. Бабушка. Хватало ли у нее сил заботиться о доме? Танасис. Окреп ли он? Маргарита. До сих пор ли она жила в Германии – еще одной разрушенной стране, где тысячи бродили по улицам в поиске потерянных родственников и еды? Панос. Взяли ли его в плен, как и ее, или же он сбежал за границу? Мать. Как во время оккупации заботились о пациенте психиатрической клиники? Нацистский режим поддерживал сильных и дееспособных.
Отец. Может, он единственный спасся от хаоса, который охватил всю семью? Америка сыграла важную роль в жизни Европы, но сама осталась нетронутой. Собираясь стать матерью, Темис впервые задумалась о решении отца бросить детей. Она закрыла глаза и вспомнила бумажный кораблик, который он как-то сделал на побережье. Возможно, как раз в тот день он отвез их на мыс Сунион. Сперва кораблик плыл ровно, совсем как деревянный, но внезапно скрылся, и Темис поняла, что он, промокнув и отяжелев, утонул, ушел на дно. Она не понимала, зачем отец говорил, будто тот уплыл в океан, к своей цели. Очевидная ложь.
Грузовик остановился, водители поменялись местами, а женщины вышли облегчиться. Затем на полтора десятка пленниц дали одну флягу с водой. Первая женщина принялась жадно глотать.
– Ты жадная корова! – сказала вторая, выхватывая флягу у нее из рук.
На пыльную землю пролилось несколько капель, и остальные яростно завопили. Когда фляга дошла до Темис, там остался лишь глоток, и она еще больше захотела пить.
Грузовик плелся еще некоторое время, а потом, к радости всех женщин, у которых болели животы, вообще сломался и дал им пару часов передышки. Следующим утром, на рассвете, заскрипели тормоза, и Темис отбросило на сидевшую рядом женщину.
