Утром людей на улицах заметно прибавилось, греков стало больше, чем солдат, и никто не глазел на Темис. Мороз на улице обжигал, выпал снег. От дыхания в воздух поднимались облачка пара. Темис шла вперед. Она запомнила, где находился магазин, хотя все заброшенные торговые здания выглядели как одно. Над ним была обшарпанная красная вывеска: «Sidiropoleion» – «Скобяная лавка», а на окнах значилось имя владельца: «Вояцис», – поэтому Темис быстро поняла, что пришла в нужное место. Вот только дверной проем оказался пуст. Может, кто-то другой принес этому несчастному еды?
Стараясь не думать о нем и пожевывая хлебную корку, она направилась к дому Фотини. Поймав на себе завистливые детские взгляды, Темис вспомнила, что хлеб выдавали по карточкам, и быстро спрятала его. Глубже сунула руки в карманы пальто, пытаясь согреться.
Возле дома подруги она постучала в дверь – сперва робко, затем громче. Внутри была та же тишина, что и в прошлый раз.
На глаза наворачивались слезы, но Темис пошла в школу. Там тоже стоял холод. Класс не отапливали, и она едва держала карандаш окоченевшими пальцами. В конце урока Темис подошла к учительнице: может, та что-нибудь знала? Не вернулись и другие дети, но что с этим поделать, ответили ей. Той зимой многие болели – кто простудой, кто туберкулезом. По слухам, начиналась эпидемия.
После уроков Темис столкнулась на улице с Йоргосом Ставридисом. Тот шел с парнем, который нравился ее подруге, Димитрисом. Он поинтересовался у Темис, где Фотини, – девочек обычно не видели порознь.
– Не знаю, – покачала головой Темис, преодолевая ком в горле.
Она скучала по голосу подруги, по ее остроумным ответам на вопросы, по их беседам. По всему, связанному с ней.
Мальчики заторопились в противоположном направлении. Все стремились попасть домой засветло.
Тем днем Темис еле переставляла ноги по дороге домой – но не из-за глубокого снега, а от тоски. Впервые ей было так трудно.
Вернувшись в Патисию, она подняла взгляд на балкон своего дома и увидела, как подметает бабушка. По улице разлетались сухие листья, опавшие с лимонного дерева. Темис поднялась по лестнице и вышла на балкон – сказать, что она дома. Кирия Коралис поцеловала внучку в щеку, и обе задержались там, глядя на площадь. Все деревья оголились, землю укутало белое покрывало. Небо тоже было бесцветным.
Но даже в тусклом свете что-то привлекло внимание Темис. Нечто столь знакомое, даже родное. Определенный оттенок красного, выделявшийся на фоне снега.
– Йайа! Смотри! Там. Ты видишь? Это очень похоже на пальто Фотини!
Кирия Коралис проследила за пальцем Темис.
– Правда, выглядит так, словно кто-то бросил пальто, – согласилась бабушка.
Обе присмотрелись.
– Тебе лучше пойти и забрать его на всякий случай. Принадлежит оно твоей подруге или нет, нельзя вот так бросать вещи. С такой-то нехваткой…
– Я спущусь, – сказала Темис.
Она побежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки, а когда вышла на площадь, то увидела двух мужчин, остановившихся возле пальто. Понадобилось два человека, чтобы поднять одну вещь?
Темис ускорила шаг, но вдруг с ужасом увидела, что именно они подняли. Холод вокруг стал еще сильнее.
– Это девушка, – сказал мужчина, несший безжизненное тело на руках.
Его замечание было адресовано Темис, которая стояла рядом и смотрела на него с недоверием. Она мельком увидела лицо Фотини. Подругу было не узнать: скулы сильно выпирали, глаза закатились. Она выглядела как девяностолетняя старуха, но Темис ни на секунду не усомнилась, что это она.
Когда голова подруги свесилась набок, Темис взглянула в ее пустые глаза. Ей пришлось отвернуться.
– Никогда раньше не видела мертвеца? – сказал второй мужчина.
Темис всхлипнула. Он шагнул дальше, загораживая от нее Фотини:
– Десятый труп за утро. Кошмар.
Специально нанятые люди каждый день ходили по улицам и собирали окоченевшие тела. Как и торговцев черного рынка, времена оккупации обеспечили их заработком.
Кирия Коралис смотрела с балкона: она увидела, как внучка плетется за мужчиной, несшим на руках красный кулек. Тем временем домой зашел Панос, и бабушка подозвала его к себе.
– Панос, иди-ка поскорее вниз и забери сестру, – с тревогой сказала она. – Думаю, она нашла свою подругу…
– Theé kai kýrie! Боже всевышний! – пробормотал Панос, затаив дыхание.
Как и все, он знал, что выдалась самая холодная за много лет зима. Каждый день только в Афинах от голода погибали тысячи. Но до сих пор беда обходила его семью стороной. Он выбежал из квартиры, пересек площадь и кинулся к сестре, которая все еще следовала за телом подруги и безутешно рыдала.
– Темис. – На ходу он обнял ее. – Ты не можешь пойти с ней.
Большинство тел, особенно не опознанных родными, уносили за пределы города и хоронили там.
Не в силах говорить, сестра вцепилась в руку Паноса. Ее трясло.
Когда мужчины остановились у края площади, Темис рухнула, и брату пришлось поддержать ее. Тело Фотини кинули на телегу, уже заваленную трупами. Только сейчас Темис заметила ее посиневшие босые ступни. Должно быть, кто-то украл обувь. Вот она – смерть, лишенная достоинства.
Двое мужчин медленно потащили телегу по неровной улице, а через несколько минут выбрались на шоссе. Панос смотрел им в спины, пока они не скрылись из виду; Темис спрятала лицо у него на груди.
Они застыли в сумерках, молча даря друг другу тепло.
Бережно Панос повел сестру домой. Кирия Коралис нагрела воды и сделала ей настой из трав. Затем уложила внучку в кровать, не раздевая.
Темис так сильно дрожала, что не могла удержать в руках кружку, и бабушка понемногу поила ее из своих рук. Говорить было не о чем. Никакие слова не могли принести утешение. Ничто не оправдывало смерть Фотини Каранидис, и все попытки найти причины стали бы пустой болтовней.
Образ безжизненного тела Фотини и ее помятого пальто останется с Темис навсегда.
Глава 7
Темис решила, что Фотини упала без сил, когда направлялась именно к ним домой, возможно желая попросить поесть. До этого она ни разу не приближалась к их жилищу.
Два дня спустя Темис набралась мужества и сил вернуться в дом Фотини. А вдруг мать ищет пропавшую дочь?
Панос пошел с сестрой, именно он и постучал в дверь. Через пару секунд появилась небольшая щель.
– Кто там? – спросил мужской голос.
В те дни по другую сторону двери мог запросто оказаться немецкий или итальянский солдат.
– Мы ищем кирию Каранидис… – неуверенно произнес в темноту Панос.
Дверь открылась шире, выглянуло мужское лицо. Похоже, человек испытал облегчение, увидев двух греков.
