Темис смотрела, как женщина выкладывает на стол жалкие крохи, и вдруг поймала на себе взгляд Фотини. На лице подруги застыл стыд. Темис стало неловко, что она стесняет ее своим присутствием.
В Патисии они питались более-менее нормально, но даже семья Коралис ощутила перемены. Кирия Коралис все эти годы гордилась тем, что может прокормить семью: она готовила полноценные блюда, покупала свежий хлеб, почти каждый день были мясо, овощи с рынка, домашняя пахлава. Пожилая дама бережливо расходовала средства. Но все разом изменилось.
Сперва она старалась замаскировать проблему, но изо дня в день вносила правки в меню. Мясо стало жестче, потом уменьшилось и его количество. Одну курицу растягивали на всю неделю, пока в супе не оставались самые крохи. Кирия Коралис всегда держала в стеклянных банках у себя на кухне запасы круп, но и чечевица, и бобы, и нут постепенно закончились.
Темис вспоминала о скудном ужине кирии Каранидис, состоявшем из горстки фасоли, когда холодным осенним вечером они с сестрой, братьями и бабушкой сидели за столом. Маргарита, как всегда, стонала, но ее жалобы, нацеленные на сестру, казались нелепыми.
– Йайа, это нечестно, – сказала Маргарита, набив рот хлебом.
– Что нечестно? – терпеливо ответила кирия Коралис.
– Ты даешь Темис столько же еды, сколько и мальчикам.
Маргарита следила, как бабушка разливает всем одинаковые порции супа. Когда-то она готовила куриное рагу. Теперь сквозь неаппетитный коричневый бульон просвечивался узор тарелки. Не плавай на поверхности рубленая капуста, суп стал бы просто горячей водой.
– Маргарита, я всех кормлю одинаково.
– Но это нечестно, – ответила внучка, придвигая к себе тарелку.
Парни ничего не сказали, передавая миски по кругу.
– Можешь съесть мой хлеб, – сказала Темис, с вызовом посмотрев на Маргариту.
Кирия Коралис не оставила себе ни кусочка. От недоедания все стали вздорными. Ее внуки, за исключением Маргариты, имели худощавое телосложение, но за первые месяцы оккупации сбросили не один килограмм. Некогда пышная кирия Коралис лишилась половины своего веса, а парням приходилось потуже затягивать ремни.
Маргарита тоже похудела (правда, она набивала бюстгальтер старыми носками, чтобы скрыть худобу). Личико ее все еще оставалось достаточно круглым, к тому же она научилась придавать себе здоровый вид, пощипывая щеки и до красноты покусывая губы. Она презрительно фыркала, глядя на тощие ноги Темис.
– У тебя не ноги, а две редьки! – воскликнула она однажды, тыкая в них вилкой. – Такие же тощие.
Запасов катастрофически не хватало: после сбора урожая немцы забрали все оливковое масло, фиги и изюм. У фермеров увели весь скот.
Кирия Коралис сперва даже извинялась, подавая блюда без кусочка требушины.
– Это не твоя вина, йайа, – пытался приободрить ее Панос. – Мы справимся. Мерзавцы отобрали наших животных, чтобы откармливать своих фройляйн.
Кирия Коралис, не терпевшая ругательств за столом, недовольно посмотрела на внука.
– Следи за выражениями, – одернул брата Танасис.
– Но это так. У моего друга есть на севере дядя. Он фермер. Разводит коров. Для молока и мяса. Но всех забрали. Вывезли в фургонах. Они бы и нас увезли, будь мы съедобны.
– Панос, не преувеличивай, – хихикнула Маргарита.
– Я и не собирался, – резко сказал брат. – Как думаешь, почему у Хацопулоса закрыты ставни?
Вплоть до прошлого месяца местный мясник всегда находил им какой-нибудь товар: бычий хвост, почку ягненка или же немного требухи. Раньше кирия Коралис с презрением отнеслась бы к субпродуктам, сейчас же брала с благодарностью, чтобы придать супу хоть немного вкуса. Братья всегда возвращались домой с мягким свертком восковой бумаги, но не теперь. У мясника ничего не осталось даже для постоянных клиентов.
Ужинали в тишине. На вопрос Паноса ответа не последовало, ведь в Германию правда вывозили миллионы голов скота.
Однако нацисты расхищали не только продовольственные запасы. Мало-помалу Грецию лишили всего остального. Оккупанты забрали себе табак, шелк, хлопок, кожу и прочее сырье. Уничтожались леса, обеспечивая топливо для стран «оси», приостановили выработку энергии. Всего за несколько месяцев инфраструктура, промышленность и моральный дух страны оказались в упадке. Страх сменился отчаянием.
Последствия не заставили себя ждать: взлетел уровень безработицы, страну охватила гиперинфляция. Как-то утром кирия Коралис вернулась домой в слезах – цена на буханку хлеба поднялась до нескольких миллионов драхм и продолжала расти. По новой системе рационирования каждому полагалось в день не больше ста граммов хлеба. Танасис был крепче младшего брата, но оба голодали и крутились по ночам от ощущения пустоты в желудке.
Кирии Коралис все сложнее давалось кормить семью. С приближением зимы в ее душу закрадывалось чувство безнадежности.
– Здесь холодно, – ныла Маргарита, грея руки над миской супа.
Она толкнула под ребра младшую сестру, как всегда сидевшую на стуле поближе к плите. Темис как раз поднесла ко рту полную ложку, и все пролилось.
– Вот растяпа… – сказала Темис, когда суп попал на одежду.
– Подвинься! Почему все тепло должно доставаться тебе? Почему?
– Потому что летом здесь никто не хочет сидеть! – Панос встал на защиту сестры. – Слишком жарко.
– Сейчас повсюду слишком холодно, – ответила Маргарита. – Слишком холодно.
Она бросила ложку на стол и вылетела из комнаты.
– У меня есть одна мысль, – сказал Панос, когда все вернулись к еде. – На прошлых выходных мои друзья ходили за город. Они собрали дров и принесли домой. Почему бы и нам так не сделать? Станет получше. Мы сможем нагреть квартиру.
В следующее воскресенье, отбросив в сторону разногласия, четверо молодых людей вышли из квартиры и направились к остановке. Несколько автобусов проехали мимо, набитые до отказа, но даже Маргарита не жаловалась, так худо было в те дни. Нехватка чувствовалась во всем, а винить оставалось только оккупантов. Теперь ни Маргарита, ни Танасис не поддерживали немцев так рьяно.
Втиснувшись наконец в автобус, они за полчаса добрались до пригорода. Потом прошли метров сто следом за Паносом, который увидел уходящую в лес тропу.
– Похоже на то место, которое описывал Яннис.
Листья окрасились в каштановые и золотистые оттенки, кое-где на деревьях висели красные ягоды. Братья и сестры молча шли по тропинке. Они давно не были на природе.
Подростки не привыкли ходить по мягкой почве, и Маргарита первой пожаловалась, что испачкала туфли, а в кардигане застряли колючки.
– Мы здесь по делу, – фыркнул Танасис. – Прекрати жаловаться.
Он редко ругал сестру.
