– Что с ним? – прошептал Оливер.
Мама опустилась на ступеньку ниже и погладила мурчащего кота:
– Опять инсульт.
– У него снова парализовало левую половину? – уточнила Джесси.
– Да. У него в мозгу собрался сгусток крови, из-за этого он потерял сознание и упал. Говорить он пока не может, но врачи приехали быстро и лечение начали сразу, так что ему скоро должно стать лучше.
– А из-за чего это? – спросил Оливер.
Тон у него был совсем не такой уверенный и спокойный, как обычно.
– О, причин множество, – ответила мама. – Риск и так был очень высоким из-за первого приступа. Когда мистера Джита выпишут из больницы, ему надо будет чаще делать разминку и хорошо питаться – овощами, свежей зеленью. Он уж очень сильно налегал на жареную курочку мисс Джози. И мне, пожалуй, следует реже угощать его печеньем.
Мама выглядела расстроенной. Она свято верила в то, что обязана снабжать всех соседей своей вкусной выпечкой.
– Когда он вернётся домой? – спросила Джесси.
– Врачи будут следить за его состоянием, и, если три дня подряд он будет хорошо себя чувствовать, его выпишут. Ещё ему надо будет позаниматься лечебной физкультурой.
Оливер бережно приподнял Гиацинту, лежавшую головой у него на коленях, и прислонил к Лэйни. А потом встал, протиснулся мимо мамы и Джорджа Вашингтона, спустился по лестнице и остановился у огромной рамы на стене у входной двери. В раму была вставлена грифельная доска, на которой Вандербикеры оставляли друг другу напоминания и маленькие рисунки. Под меловым Паганини – творением Лэйни – Оливер набросал схему, после чего вернулся к остальным, сел обратно на своё место и как ни в чём не бывало принялся снимать невидимые пушинки со своих пижамных штанов.
– Как там мисс Джози?
Мама устало улыбнулась:
– В порядке. Я пыталась её уговорить пойти со мной домой отдохнуть, но она наотрез отказалась.
– Можно ей позвонить? – спросила Джесси.
– Не сегодня, – ответила мама. – Завтра посмотрим.
Скрипнула дверь, и в коридор вышел папа в серых домашних штанах и старой дырявой футболке с логотипом колледжа.
– Что вы все тут сидите? – спросил он.
Мама поднялась:
– Они меня ждали. Сейчас я их уложу. – Она взяла на руки спящую Лэйни и направилась к её комнате, которую она делила с Гиацинтой. – Отнесёшь Гиацинту в кровать, милый?
Папа наклонился, задев Джесси колючей щекой.
– Идите спать, – сказал он Оливеру и Джесси и понёс Гиацинту в комнату.
У Джесси всё затекло – так долго она сидела на жёсткой ступеньке. Ей не терпелось рухнуть на кровать. Она встала, подошла к двери в свою спальню и оглянулась на брата. По Сто сорок первой улице пронеслась машина, и свет фар отразился на стенах первого этажа. В это мгновение Джесси различила выражение лица Оливера. Он выглядел совсем не сонным и как будто собирался ещё долго-долго сидеть лестнице.
Среда, 27 июня
м-р Джит лежит в больнице 2 дня
До садовой феерии 17 дней
Глава четвёртая
ИЗА: Почему ты не написала, что мистеру Джиту плохо?
ДЖЕССИ: Кто тебе сказал?!!
ИЗА: Я возвращаюсь.
ДЖЕССИ: Нет-нет, не смей. Сиди в лагере. Ему уже лучше.
ИЗА: Лэйни говорит, он в больнице! Он умирает?!
ДЖЕССИ: Нет! Оставайся на озере Феррис! Ему станет хуже, если ты из-за него уедешь!
Пауза
ИЗА: Ладно. Не уеду. Но обещай держать меня в курсе.
ДЖЕССИ: Обещаю.
ИЗА: Скажи вслух: «Обещаю каждый день рассказывать Изе обо всём, что происходит в „песчанике“ на Сто сорок первой улице».
Пауза
ДЖЕССИ: Сказала. Довольна?
ИЗА: Да.
* * *
Лэйни валялась на пушистом ковре в подвале, а мистер Байдерман, вместо того чтобы учить её рисованию, разговаривал с кем-то по телефону о том, как спасти приговорённое к сносу здание. Принцесса Милашка разлеглась у него на плечах, прямо как шарфик.
– Оно имеет архитектурную ценность! – восклицал мистер Байдерман. – А также историческую. Ты сама себя не простишь, если повторится история Конюшен Дакоты. Я знаю, что ты до сих пор терзаешься угрызениями совести.
Как только он повесил трубку, Лэйни завалила его вопросами.
– С кем вы говолили? О чём? Что такое Конюшни Дакоты?
Мистер Байдерман погладил Принцессу Милашку между ушек.
– С моей старой подругой из колледжа. Она работает в комиссии по сохранению достопримечательностей и хотела посоветоваться по поводу одного кандидата. Если здание получает статус достопримечательности, его нельзя никак менять без особого разрешения. И сносить ни в коем случае нельзя.
– А что за конюшни? – поинтересовалась Лэйни.
– Они стояли на углу Семьдесят пятой улицы и Амстердам-стрит, но их превратили в общественный гараж, когда люди перестали ездить на лошадях. Ему думали присвоить звание достопримечательности, но владельцы гаража избавились от всех исторических деталей, которые делали его особенным, и он потерял архитектурную ценность. – Мистер Байдерман нашёл в телефоне фотографию старой конюшни и показал девочке.
– Жалко, что там больше нет лошадок! – сказала Лэйни. – И дом жалко. Класивый.
На лестнице раздались торопливые шаги, и в подвал спустился Оливер.
– Лэйни! Ты почему ещё в пижаме? Нам пора в церковь!
Лэйни посмотрела на брата и с невинным видом надкусила зелёное печенье. Сегодня мама попробовала добавить в выпечку шпинат, и Лэйни досталась целая гора сладкого! Почему-то за завтраком остальные не пожалели отдать ей свои порции, хотя раньше никогда так не делали. Лэйни обожала всё зелёное: четырёхлистный клевер, мягкую травку чистец, такую же нежную, как носик Паганини, зелёные драже M amp;M’s, про которые папа говорил, что они приносят удачу. Лэйни уже неделю собирала эти конфетки в небольшую стеклянную банку. У неё хорошо получалось выпрашивать у других Вандербикеров зелёные драже.
