— Помнишь? — переспрашивает Люк. Я недовольно кошусь на
него. Что это с ними сегодня?
— И ты сегодня еще не заглядывала в свои записи?— продолжает
допрос мама. Мне не терпится, чтобы она поскорее оставила нас с Люком наедине,
а уж мы с ним найдем чем занять время до выхода.
— Это для меня кофе? — спрашиваю я Люка, протягивая руку.
Потом отвечаю маме: — Нет, еще не смотрела. А что? Почему ты так странно себя
ведешь?
И тогда моя прекрасная мама окончательно подтверждает мои
худшие подозрения, потому что вдруг заливается блаженным детским смехом.
Сначала она тихонько постанывает от счастья; а потом ее смех превращается в
дикий хохот.
Сомнений нет: моя мать определенно свихнулась, но безумие
заразно, поэтому мы с Люком хохочем вместе с ней. Когда это наконец
заканчивается, я спрашиваю, в чем, собственно, дело, и этот невинный вопрос
вызывает у мамы новый приступ безумного веселья.
Люк проходит через комнату, вручает мне стаканчик кофе и
присаживается на краешек кровати. Потом нежно целует меня в щеку и тихо
говорит:
— Ты меня вспомнила.
— А разве я раньше этого не делала? — так же тихо отвечаю я.
Тогда мама прекращает смеяться, извиняется и оставляет нас вдвоем.
— Нет, — качает головой Люк, и глаза его сияют. — Но сейчас
ты меня вспомнила, и это самое главное!
— Люк, нам нужно поговорить.
— Насчет вчерашнего? — спрашивает он, и в глазах его я вижу
страх.
— Да, — киваю я, с благодарностью вспоминая свои
подробнейшие записки, о которых только что упоминала мама. — Это очень
серьезно.
Люк вдруг напрягается и поворачивается ко мне.
— Ты ведь не собираешься меня бросить, правда?
— Нет, — со смехом отвечаю я и убираю прядку волос, упавшую
ему на глаза.
— Тогда говори, — мрачно приказывает Люк.
Я делаю глубокий вдох и медленно, во всех деталях,
пересказываю ему воспоминание, которое, если верить моим записям, вернулось ко
мне вчера. Сегодня оно по-прежнему со мной, поэтому мне не нужно обращаться к
запискам, чтобы пересказать Люку все обстоятельства. Я точно и со всеми
подробностями излагаю ему суть дела, ни разу не прервавшись до самого конца
истории.
— И я умер?
— Да, — киваю я, смаргивая слезы. У нас с Люком будет
настоящая любовь. Мы будем готовиться к свадьбе. А потом он погибнет.
Кровь отливает от лица Люка, но он не плачет вместе со мной.
Он остается спокоен и задумчив.
— Как ты? — спрашиваю я, вытирая слезы.
— Не знаю, — медленно отвечает Люк, не трогаясь с места. Он
неуклюже придерживает рукой свой кофе, стоящий у него на левой коленке. Я беру
стаканчик у него из руки и переставляю на стол.
— Мне очень жаль, что я рассказала тебе об этом.
— Не о чем жалеть, — отвечает Люк. — Я должен был узнать.
Честно говоря, я не уверена, что хотела бы услышать рассказ
о собственной смерти, но понимаю, что об этом лучше не говорить вслух. Тем
временем Люк продолжает:
— Знание — это сила, Лондон.
Мне кажется, он заставляет себя поверить в это.
— Наверное, — отвечаю я, глядя ему в глаза.
— Нет, правда. Да, конечно, это немного... чересчур. Я
слегка... черт, не знаю, как сказать! Я пока не могу все это осмыслить. Но я
уверен в одном: знание предполагаемого времени смерти дает мне шанс. Мне
кажется, я смогу этого избежать. Мы вместе сможем это сделать.
— Но Люк, я...
— Нет, ты послушай. Тебе удалось что-то изменить с Пейдж.
Значит, ты сможешь изменить и это. Этого не случится, — говорит он с нажимом,
словно хочет убедить в этом самого себя. Наверное, это самое лучшее в его
положении.
— Возможно, ты прав, — тихо говорю я.
— Я прав, — твердо и громко отвечает Люк. — Ты изменишь наше
будущее. Ты спасешь меня.
— А если я не смогу?
— Тогда мы просто не пойдем в тот переулок. Поверь мне,
этого не случится.
Люк крепко обнимает меня и целует с такой силой, что я уже
готова поддаться его решимости. Но когда он отпускает меня, я ловлю мимолетную
тень в его глазах.
Это страх.
Чтобы отвлечь его, я предлагаю ему почитать мои записки о
событиях вчерашнего дня, пока я буду собираться в школу. Закрывшись в душе, я
думаю о том, правильно ли поступила, рассказав ему.
Но может быть, Люк все-таки прав?
Может быть, знание будущего позволит нам избежать беды?
Протянув руку, чтобы снять с крючка пушистое белое
полотенце, я вдруг замечаю, что держу средний и указательный пальцы крестиком.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет так!
Глава сорок вторая
Раздается звонок.
Я занята своими мыслями.
Мистер Хоффман замечает мой отсутствующий взгляд и делает
мне замечание. Я нехотя открываю учебник по математике и принимаюсь за работу.
Через проход от меня Брэд Томас возмущенно качает головой.
Сидящая впереди девушка с мелкими вьющимися волосами оборачивается ко мне и
фыркает.
Можно подумать, они никогда не отвлекаются на уроках!
Мне кажется, что проходит несколько веков, прежде чем Брэд с
Пуделихой, устав от созерцания моей персоны, возвращаются к собственным
занятиям. По-моему, это самые длинные сорок пять минут в моей жизни, но и они
все-таки заканчиваются, и со звонком я срываюсь с места, словно мне есть чем
заняться.
Вообще-то есть.
Я собираюсь поговорить с Джейми, хочет она этого или нет.
К сожалению, когда я добираюсь до своего шкафчика, то
обнаруживаю, что разговор со мной не входит в планы Джейми.
Ее нет возле шкафчика, нет в коридоре. Когда я прихожу на
испанский, то застаю Джейми в классе — она болтает с Эмбер Валентайн, причем
вид у нее такой, словно для нее на свете нет ничего интереснее этого разговора.
Нет, вы представляете?
С Эмбер Валентайн!
Начинается урок, и Джейми приходится перебраться на свое
место. Теперь я, по крайней мере, могу любоваться ее профилем.
Учебный год заканчивается, учителя заметно ослабили
контроль, и миссис Гарсия не стала исключением. Сегодня на уроке она показывает
нам кино на испанском. Когда свет в классе гаснет, я шепчу сидящей сбоку
Джейми:
— Привет!
— Привет, — бросает она, не поворачивая головы, словно ей
неприятно со мной говорить.
— Знаешь, тот телефонный номер, который ты мне дала,
оказался старым. У тебя есть какие-нибудь другие идеи?
