Люк как ошпаренный спрыгивает с моей кровати и начинает
одеваться.
— Мне пора бежать, — торопливо говорит он. — Родители,
наверное, уже волнуются.
Нашарив ногами свои ботинки, Люк встает, потом наклоняется и
целует меня в губы — прямо на глазах у моей мамы.
Это сильно.
Он натягивает куртку, машет нам с мамой на прощание и
выбегает из моей комнаты. Я слышу, как он проносится по лестнице, выскакивает
из дома и с грохотом захлопывает за собой дверь.
— Извини, — говорю я маме, когда мы остаемся одни. — Я даже
не думала, что сейчас так поздно.
— Все нормально, милая, — говорит она, гладя меня по голове.
— Люк хороший мальчик.
Мне кажется, будто я слышу нотку ревности в ее голосе, но,
возможно, это не так.
— Да, и он мне очень нравится, — отвечаю я. — Кажется, я его
люблю.
Я готова к тому, что мама сейчас прочитает мне нотацию о
первой любви, целомудрии и прочее-прочее, от чего нам обеим будет стыдно, но
она этого не делает. К моему удивлению, она просто говорит:
— Я знаю.
Она обнимает меня и уходит, а я остаюсь одна в комнате,
переполненная счастьем этого дня, и сожалею только о том, что не смогу
сохранить его навсегда.
Поэтому помимо письма одному человеку я пишу еще одно, самой
себе, и только потом отпускаю этот чудесный день в небытие.
Глава тридцать восьмая
Алекс Морган никак не хочет отойти от своего шкафчика.
Передо мной стоит простая задача: просунуть запечатанный
конверт через вентиляционную решетку в дверце шкафчика Алекс, оставшись при
этом незамеченной.
Я не знаю, что написано в запечатанном письме, и, честно
сказать, не очень-то стремлюсь узнать.
Вчерашняя я составила некий план. Коварный, таинственный
план, о подробностях которого не упомянуто даже в сегодняшней записке. Кто я
такая, чтобы вдаваться в детали, рискуя испортить все дело?
За последние две минуты Алекс Морган уже трижды накрасила губы
блеском — можете поверить мне на слово, впервые в жизни я не преувеличиваю.
Появляется Люк, который хочет, чтобы мы поскорее шли обедать. Я поражаю его до
глубины души, размазывая по губам старый, давно высохший, блеск, случайно
завалявшийся в недрах моего шкафчика.
Толпа в коридоре редеет, но Алекс Морган продолжает
любоваться своим отражением. Наконец какая-то чирлидерша окликает ее, и через
несколько минут мы с Люком остаемся почти одни в коридоре.
— Стой на шухере, — приказываю я, и Люк давится смехом. Я
щипаю его за руку, а потом иду к шкафчику Алекс Морган, с опаской поглядывая по
сторонам.
Вытаскиваю конверт из заднего кармана джинсов, легко
просовываю его сквозь решетку и слышу, как он с шелестом падает внутрь.
Фуф, надеюсь, этой искры будет достаточно, чтобы возжечь
пламя, которое спалит интрижку мистера Райса с моей лучшей подругой Джейми! Я с
облегчением подбегаю к Люку, и мы уходим, взявшись за руки.
— Слушай, а почему я не стала ничего предпринимать, а просто
подбросила анонимное письмо Алекс Морган? — спрашиваю я, когда мы идем через
парковку.
Как ни странно, на улице почти нет ветра, и это почему-то
меня беспокоит. Как-то слишком спокойно. Будь я гадалкой, то непременно сказала
бы, что это не к добру.
— Да ты просто обленилась, — отвечает Люк, улыбаясь мне на
ослепительном солнце теплого весеннего дня. Мы смеемся, и я на время забываю
все свои тревоги, потому что не могу думать ни о чем, кроме Люка.
Люк так обрадовался отсутствию ветра, что решил устроить
пикник. Я покладисто согласилась, потому что, по большому счету, мне все равно.
Быть рядом с ним где угодно все равно лучше, чем остаться одной... и думать.
Я жду в минивэне на парковке у гастронома, пока Люк покупает
все необходимое.
Что же он там так долго?
Жарко.
Весеннее солнце печет через ветровое стекло, жара и
неподвижность, вступив в преступный сговор, замедляют мое дыхание, расслабляют
все мышцы и затуманивают взор.
Я невидящими глазами смотрю, как нечто юное и расплывчатое
входит в магазин со свертком в руках, а потом выходит обратно. Вижу, как
размытое облако в униформе вихрем влетает внутрь, очевидно опаздывая на свою
смену.
Мои мысли лениво переползают к весеннему балу. Сегодня в
школе повсюду расклеены ярко-зеленые афиши, извещающие о том, что в выходные
будут танцы. Люк пока не приглашал меня, но я уверена, что еще пригласит.
Отбросив эти мысли, я снова обращаю свое рассеянное внимание
к наблюдению за людьми. Вот высокий сгусток тумана неспешно вплывает внутрь.
Через несколько минут два маленьких облачка, разбросав руки в стороны, беспечно
несутся к входу в магазин, по пути гоняясь друг за другом.
Я сокрушенно качаю отяжелевшей головой, тревожась за детей,
оставленных без присмотра.
Появившееся в окне лицо резко возвращает меня к
действительности.
Через минуту я пойму, что эта женщина, скорее всего, мать
двух разбушевавшихся мальчишек. Через минуту я обращу внимание на то, что ее
минивэн, стоящий на соседнем месте, практически идентичен машине Люка, и
соображу, что она «просто рассматривала новую модель», как она сама прокричит на
бегу, бросаясь догонять своих сорванцов. Через минуту мое сердце успокоится и
перестанет частить.
Но сейчас я оцепенела. Меня до смерти напугало большое лицо,
зажатое между сложенными ковшиком ладонями, и пристальный взгляд, пытающийся
разглядеть внутренность машины сквозь тонированные стекла. Я машинально
блокирую двери, безотчетно отшатываюсь подальше от двери, чтобы незнакомка не
могла схватить меня.
Незнакомка?
Схватить?
Меня?
В первый момент я думаю, что схожу с ума.
Но потом в голове у меня что-то щелкает, и я понимаю, что
это не так.
Я смотрю, как женщина отходит от машины и бросается догонять
своих мальчиков, но не вижу ее. Должно быть, мои глаза и мозг продолжают
функционировать сами по себе, потому что я бесстрастно отмечаю, как женщина и
Люк проходят мимо друг друга и как он с улыбкой приближается к минивэну,
помахивая на ходу полным пакетом из магазина.
Но я его не вижу. Я не вижу Люка — я вижу только свое
воспоминание.
— Отвези меня домой, — тихо приказываю я, прежде чем он
успевает сесть за руль.
Люк пытается возразить, но потом подчиняется. Еще через
какое-то время я захлопываю дверь машины и, не отвечая на его «увидимся позже»,
бегу в свой дом, прочь от его обиженного взгляда, твердя себе, что это пустяки.
Растерянность Люка и его детские обиды — все это просто
ерунда по сравнению с тем, что ждет нас впереди.