— Ага, спасибо, — отвечаю я, собирая вилкой последние
горошины с тарелки и отчаянно мечтая, чтобы она поскорее ушла или, по крайней
мере, перестала смотреть, как я ем. Я улыбаюсь маме широкой, дебильной и
абсолютно фальшивой улыбкой, но она, к счастью, принимает ее за чистую монету.
Мама подходит ко мне, целует в макушку и берет свои ключи.
— Тогда я побежала. Хорошего вечера, милая. Давай завтра
придумаем что-нибудь интересное только для нас, девочек? — она застывает у
двери в гараж, ожидая моего ответа.
— Конечно, мам, — с готовностью отвечаю я, чтобы она
поскорее ушла. Через несколько секунд моя мудрая тактика увенчивается полным
успехом.
Я торопливо ополаскиваю свою тарелку, ставлю ее в
посудомойку, а потом взбегаю по лестнице и вывожу свой компьютер из дремоты
спящего режима. Минуту спустя я не только добываю телефон «Душистых сосен», но
и успеваю просмотреть половину представленных на сайте фотографий территории,
счастливых обитателей дома престарелых и суперсовременного оборудования. Я
подозреваю, что фотографии с людьми постановочные, но на всякий случай
внимательно изучаю каждую, а затем распечатываю главную страницу и несколько
картинок для напоминалок.
В животе у меня порхают бабочки, когда я обдумываю план
дальнейших действий. Итак, шаг первый: найти бабушку. Шаг второй: найти отца.
Не давая себе возможности передумать, я набираю номер
телефона «Душистых сосен». Раздаются долгие, одинокие гудки. Я представляю
себе, как допотопный телефон отчаянно надрывается в пустом коридоре, тщетно
пытаясь перекричать своим дребезжащим голоском грохот включенных на полную
громкость телевизоров в комнатах пациентов.
Не успеваю я мысленно призвать к трубке секретаря, как
секретарша, вернее, механическая запись ее голоса любезно приходит мне на
помощь и сообщает, что администрация дома престарелых сейчас не работает,
поэтому мне предлагается либо перезвонить завтра утром, либо связаться с постом
медсестры.
Судя по всему, престарелые обитатели «Душистых сосен»
доступны для делового общения лишь с восьми утра до пяти вечера.
Поскольку у меня не такой срочный случай, чтобы тревожить
медсестру, я закрываю телефон, но перед этим заношу номер дома престарелых в
список контактов. Интересно, каково это — иметь настоящую бабушку, которой
можно время от времени звонить или даже заезжать в гости?
Много позднее, когда и средняя школа, и моя репутация
отверженной останутся далеко позади, я буду страшно завидовать своей подруге
Маргарет и ее отношениям с бабушкой. Я буду горько плакать, когда бабушка
Маргарет умрет от рака, но не потому, что успею хорошо узнать ее, а оттого, что
со смертью этой доброй старушки моя подруга потеряет частицу самой себя.
Так или иначе, но на сегодня розыски бабушки приходится
временно прекратить, поэтому я выключаю компьютер, смываю с лица прожитый день
и спускаюсь вниз, чтобы приготовить попкорн и посмотреть кино, как я и сказала
маме.
На кухне я отдаю предпочтение сковороде перед
микроволновкой, поскольку времени этот способ занимает немногим больше, зато
кукурузные зерна под крышкой взрываются намного громче и скачут гораздо
веселее.
Плеснув на сковородку немного масла, я высыпаю туда зерна,
включаю газовую конфорку и начинаю медленно поворачивать ручку. Я кручу ее все
дальше и дальше, пока не раздается: «Хлоп!» Следом за первым зернышком
взрывается второе, а потом они рвутся уже по 12, 20 или 50 штук одновременно.
Не знаю почему, но я испытываю что-то похожее на счастье, когда слушаю это
непрерывное хлоп-хлоп-хлоп и вдыхаю теплый чудесный аромат моего вечернего
лакомства.
Забыв обо всем на свете, я тщательно вслушиваюсь в
промежутки между хлопками, чтобы ненароком не спалить свой драгоценный попкорн,
поэтому не сразу обращаю внимание на звук, доносящийся со стороны входной
двери. Когда я наконец отвлекаюсь, чтобы прислушаться, то сначала мне кажется,
будто я ослышалась.
Но звук повторяется: робкий стук во входную дверь.
Не звонок.
Стук.
Не выпуская из рук сковородку с попкорном, я смотрю на часы.
Оказывается, это только кажется, что время за полночь. На самом деле сейчас
всего 7:58 вечера, абсолютно приемлемое время для гостей, заглянувших на огонек
вечером в пятницу. За исключением того, что я не жду никаких гостей.
Звук раздается снова, и волоски у меня на руках встают
дыбом. Я знаю, что буду всегда бояться открывать дверь после наступления
темноты. Это одна из моих фобий.
Но сегодня меня так и подмывает ответить на стук. Я
отставляю свой попкорн в сторону и выбегаю из кухни, опасаясь, что стучавший
мог уйти.
Очутившись в коридоре, я зажигаю свет на крыльце и впервые
жалею о том, что у нас в доме нет незаметных глазков, как в отеле. Тем не менее
я отпираю дверь, осторожно приоткрываю ее на несколько дюймов, а сама думаю, не
убьют ли меня прямо тут, на пороге. Нет, не убьют — я помню, что буду жива по
крайней мере до вторника, когда у нас контрольная по испанскому.
Робко выглянув из-за двери, я вдруг понимаю, что ничуть не
удивлена. Это только мой рассудок почему-то верит, будто я не знала, кто стоит
за дверью. А сердце громко кричит: «Ну, что я тебе говорило?»
Вьющиеся волосы Люка дрожат на зимнем ветру, а щеки пылают
от холода. Он поспешно вынимает руку из кармана джинсов, чтобы без слов
поприветствовать меня, и тут же убирает обратно. Он выглядит совсем юным и
смущенным, он робко улыбается мне, а когда я широко распахиваю дверь, быстро
опускает глаза на свои приплясывающие от холода ноги.
Я обхватываю себя обеими руками, чтобы защититься от
пронизывающей стужи, но это не помогает. Я замерзаю насквозь, но мне все равно.
Люк здесь.
Он воровато оглядывается, словно проверяет, нет ли за ним
слежки, а потом резко поднимает на меня свои голубые глаза — и входит в мою
жизнь и в мое сердце. Я смущаюсь под его пристальным взглядом, но при этом не
хочу, чтобы он отворачивался.
— Твоя мама дома? — спрашивает Люк тихим, но твердым
голосом. У меня все обрывается в желудке, и я еще крепче обхватываю себя
руками.
— Нет, она ушла...
Но прежде чем я успеваю договорить, Люк переступает порог и
целует меня.
Крепко.
Его ладони ложатся на мои щеки, и несколько футов, только
что разделявшие нас, превращаются в несколько дюймов. Или в один дюйм.
Я покорно роняю руки, а потом медленно обвиваю их вокруг
стоящего передо мной парня — крепко, а потом еще крепче. Не отрываясь от моих
губ, Люк ногой захлопывает за собой дверь, и мы целуемся так, словно кому-то из
нас грозит смерть.
— Я не могу без тебя, — шепчет Люк, когда мы наконец
прерываемся, чтобы вздохнуть. Он прижимается лбом к моему лбу, смотрит мне
прямо в глаза, но не убирает рук от моего лица, словно хочет убедиться, что я
все еще здесь и все еще смотрю на него.
