— Да, — вздыхаю я. — Надо.
Он поворачивает ключ, и минивэн затихает. Я отстегиваю
ремень, беру свой досадно легкий стаканчик из-под кофе и рывком поднимаю с пола
рюкзак. Стоит мне открыть дверь, как на меня обрушивается порыв колючего ветра,
кажущегося особенно холодным после теплого кокона минивэна. Я выскакиваю
наружу, захлопываю дверцу и, дрожа от холода, обегаю машину спереди, чтобы
подойти к Люку. Он выглядит абсолютно безмятежным.
— Неужели тебе не холодно? — поражаюсь я.
— Нет, — отвечает он, пожимая плечами. — Разве это холод по
сравнению с рекой Чарльз! — добавляет он, и я ничего не понимаю.
Люк берет меня за свободную от кофейного стаканчика руку, и
мы быстро идем к зданию школы. Пальцы у Люка в мозолях, и я сразу вспоминаю
свои записи, где говорится, что у Люка в комнате есть гитара. Мне нравится
думать о том, что когда-нибудь он сыграет мне какую-нибудь любовную балладу.
Когда мы проходим примерно половину парковки, какая-то
запоздавшая машина занимает одно из немногих оставшихся мест в центре. Голубой
четырехдверный седан, наверное когда-то принадлежавший чьей-то маме.
Приглядевшись, я вижу за рулем Брэда, с которым сижу на
математике. За рулем он смотрится до смешного маленьким, и я с улыбкой машу ему
рукой.
Он отвечает мне злобным взглядом.
Даже интересно, что же я могла сделать Брэду с математики,
чтобы заслужить такое презрение? Но сейчас, этим солнечным морозным утром,
когда я шагаю по парковке за руку со своим восхитительным бойфрендом, мне нет
дела до Брэда с математики.
Мне вообще нет дела ни до кого, кроме Люка.
— Я точно не могу поменять напарника? — довольно медленно,
словно давая мне возможность вставить свое слово, спрашивает Джейми у миссис
Гарсия. Несколько наших одноклассников с любопытством смотрят на меня, ожидая,
как я отреагирую.
— Мисс Коннор, я уже не в первый раз вам повторяю: напарник,
которого вы выбрали себе в начале года, останется вашим напарником до
последнего звонка. И я больше не желаю слышать об этом, вам понятно?
Миссис Гарсия поворачивается к Джейми спиной и начинает
писать на белой доске план сегодняшнего занятия. Джейми возмущенно закатывает
глаза и плетется к своей парте, швыряет сумку и с таким грохотом отодвигает
свой стул, что он врезается в мой стол.
— Да плевать мне, — цедит она, плюхаясь на стул.
— Привет, Джей, — тихо здороваюсь я.
— Не разговаривай со мной! — рявкает она.
— Но мне придется — у нас же общее задание.
— Тогда говори только по-испански! — приказывает Джейми.
—Ола, Джейми, — в шутку говорю я, но Джейми не только не
смеется, но снова притворно закатывает глаза. Тогда я решаю опробовать новую
тактику, о которой я-вчерашняя любезно проинформировала меня-сегодняшнюю в
утренней записке.
— Мне нужна твоя помощь, — шепчу я.
— Обращайся за помощью к своему драгоценному Люку, — в
полный голос отвечает Джейми, не поднимая глаз от задания.
— Я хочу найти своего отца.
— Погугли в Интернете.
— Уже пробовала, — вру я.
— И чего тебе от меня нужно? Хочешь, чтобы я порылась в
делах у матери? — спрашивает Джейми. На меня она по-прежнему не смотрит, но в
ее ледяном тоне я слышу нотку сочувствия.
Ее вопрос ставит меня в тупик. Я молчу. Наконец Джейми
поднимает глаза.
— Ты этого добиваешься, да? Хочешь, чтобы я поискала
информацию о твоем отце в юридической картотеке у матери?
Слово «юридический» проливает свет на все дело. Ну конечно!
Мама Джейми в течение многих лет будет адвокатом по бракоразводным делам,
должно быть, она вела и дело моих родителей. Я киваю, позволяя Джейми думать,
будто в этом и состоял мой план.
— Ты поищешь? — Я умоляюще смотрю на нее. Вообще-то я завела
весь этот разговор только для того, чтобы заставить Джейми поговорить со мной,
однако я ведь и в самом деле хочу разыскать своего отца. Почему бы не убить
двух зайцев разом?
— Может быть, — бурчит Джейми, пожимая плечами, и снова
возвращается к нашему заданию.
— Спасибо, — шепчу я через наши сдвинутые столы.
Она остается непроницаема.
Глава двадцать первая
Уже пора спать, а моя мама все еще на свидании с мужчиной,
которого бросит в следующем месяце.
Переодевшись в пижаму, умывшись и почистив зубы, я достаю
конверт из ящика стола. Он лежит именно там, где должен лежать согласно
записке. Клапан изрядно потрепан от частого открывания и закрывания.
Я знаю, что нашла содержимое этого конверта почти четыре
месяца тому назад. Знаю и то, что до сих пор почти ничего не сделала с этой
информацией.
Высыпав фотографии и открытки на покрывало, я начинаю
медленно и методично просматривать их. Фотографии из отпусков, снимки во дворе
за домом, праздники. Счастливая семейка, да и только.
Глядя на улыбающееся лицо своего отца, я вновь возвращаюсь к
единственному воспоминанию о нем, оставшемуся у меня в будущем. Страшное
воспоминание преследует меня.
Не знаю, как я туда попала. Я просто стою там, в толпе
скорбящих, по-разному переживающих свое горе.
Похожий на кирпичную стену мужчина едва сдерживает слезы,
мужчина помоложе с прической, модной в восьмидесятые, открыто плачет. Моя
бабушка, промокшая под дождем, убитая горем, совершенно сломлена. Рядом со мной
рыдает мама. Она выглядит совсем молодой и... беззащитной. Женщина в платье с
глубоким вырезом пытается крепиться, возможно, ради маленького мальчика,
стоящего перед ней. Даже каменная статуя слева от меня оплакивает неизвестного
мне почетного гостя кладбища.
Из записей мне известно, что раньше я думала, будто это
похороны моего отца. Сейчас я могу только горько усмехнуться над собой, потому
что помню: отец пришел чуть позже и встал в задних рядах, в стороне от моей и
своей матери.
Я смотрю на него и вижу, как он пытается овладеть собой, в
то время как священник, которого я не слышу, читает свою проповедь.
Я помню, что хочу отвернуться, — и вижу вдалеке
кладбищенского сторожа, который наблюдает за нами. Наблюдает за мной.
Он стоит перед замаскированной под склеп сторожкой для
инструментов и улыбается. Это не кривая вымученная гримаса, такая улыбка
рождается в глубине сердца, когда хочешь подбодрить кого-то, но можешь только
улыбнуться.
Мне хочется подбежать и пнуть его ногой, но я не трогаюсь с
места. Я смотрю на него в упор до тех пор, пока он не отшвыривает сигарету и не
скрывается в своем сарае.
Похороны закончены, и мой отец уходит.