Мы едва успеваем въехать на подъездную дорожку, как дверь
дома широко распахивается, и мама бросается ко мне. Машина еще не остановилась,
когда она начинает дергать ручку двери.
— Ох ты, — шепчет парень, пытаясь переключиться на режим
парковки, чтобы разблокировать двери. — Мне так жаль, Лондон, — повторяет он, и
на этот раз мне становится его жалко.
— Марш в дом — оба! — рявкает моя мама на нас обоих.
Незнакомый парень робко выключает двигатель и отстегивает свой ремень
безопасности. Я делаю то же самое и плетусь следом за ним и мамой в дом. Моя
мама вихрем проносится через прихожую в гостиную и занимает боевую позицию в
центре комнаты.
— Садитесь! — орет она на нас, когда мы появляемся на
пороге. Я опускаюсь на краешек кожаного дивана шоколадной расцветки, а парень
устраивается посередине. Я замечаю, что хотя он и держится на приличном
отдалении от меня, но при этом не празднует труса, заняв место поближе к
выходу. Похоже, у него есть характер. Это плюс.
— Для начала позвольте сообщить вам очевидное, — с трудом
сдерживаясь, начинает мама. — Вы оба под домашним арестом. — Я едва успеваю
подумать о том, каким образом моя мама собирается арестовать незнакомого парня,
но она все объясняет: — Я всю ночь была на связи с твоими родителями, Люк.
Люк? Красивое имя.
Но мама продолжает:
— Крайне неприятно, что мне пришлось познакомиться с новыми
жителями нашего района при таких скверных обстоятельствах. Но мне кажется, что
твой отец, Люк, удручен еще сильнее, и ты очень скоро в этом убедишься. Он всю
ночь искал вас повсюду. Как ты догадываешься, он вне себя.
Люк испускает сдавленный стон и хватается руками за голову.
Но выволочка еще не окончена.
— Я позвоню твоим родителям, когда ты поедешь домой, и
скажу, что с тобой все в порядке. Но сначала пусть кто-нибудь из вас объяснит
мне, где вы, черт вас возьми, были всю ночь?
Мама складывает руки на груди, и в комнате воцаряется
тишина. Я смотрю на Люка и молчу. Он вопросительно приподнимает бровь, словно
ожидает, что я сама объясню все своей маме. Как будто я могу объяснить все моей
маме! Он ничего про меня не знает.
— Серьезно? — горячо шепчет он мне. Я отвечаю ему умоляющим
взглядом, и тогда Люк поворачивается к моей маме и начинает рассказ: — Мы были
на Олд-Фокс-Роуд, к северу от города, — говорит он. — Я придумал поужинать там
и посмотреть кино. В моем минивэне есть DVD-плеер, мы ели пиццу и смотрели на
звезды. Все было нормально... а потом мы, кажется, уснули. Честное слово, мне
очень жаль, миссис Лэйн.
— Что? — шипит Люк, оборачиваясь ко мне и видя мою упавшую
челюсть.
Неужели я могла пропустить такое тщательно спланированное
свидание?
Я с полуоткрытым ртом поворачиваюсь к маме — и лед тает. В
ее глазах мелькает догадка. Теперь мама понимает, что я не помню прошлого
вечера. Но ради Люка она продолжает игру и спрашивает:
— Это правда, Лондон?
При этом взглядом она просит у меня подтверждения.
— Да, — бормочу я, и мне вдруг страшно хочется остаться с
Люком наедине и заставить его пересказать мне каждую минуту прошлой ночи. Но
стоит мне взглянуть на его кислое лицо, как меня охватывает смущение, и я
начинаю сомневаться в том, что ему сейчас хочется вспоминать о приятном. И еще
я сомневаюсь, что я поставила его в известность о коротком замыкании у меня в
мозгах. Сомневаюсь, но не уверена.
Тут моя мама снова берет слово.
— Ладно. Поскольку я доверяю своей дочери и поскольку, как
мне кажется, ты, Люк, мальчик из очень хорошей семьи, я поверю в то, что это
была невинная ошибка, и поставим на этом точку. Мне очень не нравится то, что
вы находились одни так далеко от города, однако, к сожалению, я не могу похвастаться
тем, что не устраивала такие вылазки в вашем возрасте.
Мама улыбается, и кислое выражение на лице Люка сменяется
растерянностью. Он не понимает, почему эта незнакомая женщина вдруг сменила
гнев на милость. Но тут моя мама снова надевает шляпку Строгой Мамочки и сурово
добавляет:
— Но все равно вы оба под арестом. А сейчас, Люк, тебе лучше
поскорее отправляться домой. Твои родители с ума сходят.
С этими словами она выходит из комнаты и направляется на
кухню. Я понимаю, что тем самым она дает мне попрощаться с Люком наедине.
Я провожаю его до дверей. Перед тем как уйти, он поворачивается
и недоверчиво смотрит на меня.
— Что произошло с тобой? — спрашивает он.
— Мне страшно неудобно, — говорю я, потому что так оно и есть.
— Я просто замерзла. И я никогда раньше такого не выкидывала, — добавляю я, искренне
надеясь, что это правда.
— Думаешь, я выкидывал? Я не трудный подросток и не
сумасшедший. Родители меня убьют.
— Мне очень жаль, — говорю я и подхожу к нему ближе, поскольку
мне кажется, что у меня есть на это право. Люк подтверждает мою догадку, сжимая
мне руку. Потом он улыбается, глядя на меня из-под густых ресниц, — и у меня
тает сердце.
— Но это того стоило? — спрашивает он, улыбаюсь одними
глазами.
— Да, — искренне отвечаю я. Конечно, стоило — хотя бы ради
этих мгновений, когда я стою возле двери и держусь за руки с этим сказочным
принцем. — А ты тоже так думаешь? — спрашиваю я в свою очередь.
— Несомненно, — отвечает он и убирает прядку волос с моего
лица. Потом наклоняется, легко касается губами моих губ и шепчет мне на ухо: —
До встречи, королева бала.
Я стою в дверях, счастливая и смущенная, и еще долго после
ухода мальчика, с которым только что познакомилась, чувствую прикосновение его
пальцев к моему лицу и поцелуй его губ.
Глава девятнадцатая
2:39 ночи.
Сердце колотится, как бешеное. Я обливаюсь потом, судорожно
глотаю воду и схожу с ума от своей беспомощности.
Включаю лампу, хватаю ручку и в конце очень-очень-очень
длинной записки о мальчиках, Страхе, лгуньях и распутниках приписываю простое
дополнение:
Это не папа.
А потом — не знаю, как и каким чудом — я беру и засыпаю.
Зима
Глава двадцатая
На самом деле я думаю: «Ох, ну ничего себе!» Но с моих губ
каким-то таинственным образом слетает простое и непристойное:
— Эй!
— И тебе эй, — отвечает он — одетый в черное, прекрасный,
стоящий на моем крыльце с закрытым стаканчиком кофе в руке. Я вижу его дыхание,
облачками пара слетающее с губ.
В этом мгновении есть что-то завораживающее. Его сияющие
голубые глаза, беззаботная улыбка и природная непринужденность в сочетании с
февральским рассветом делают со мной что-то такое, от чего у меня вот-вот
подкосятся ноги.
