Я отрываюсь от листка, чтобы убедиться, что за мной никто не
подглядывает. Мистер Эллис в красках рассказывает о Второй мировой войне. Мне немного
стыдно за то, что я его не слушаю, но ведь я и так помню наизусть почти все, о
чем он говорит.
Поэтому с чистым сердцем возвращаюсь к анкете.
10. Что ты хорошо умеешь делать?
Я пропускаю этот вопрос, но обещаю себе вернуться к нему
позже.
11. Самый постыдный момент твоей жизни на сегодняшний день?
Этот вопрос заставляет меня задуматься. Естественно, у меня
есть свои постыдные воспоминания — взять хотя бы один солнечный денек на
горнолыжном курорте Джексон Холл, лопнувшие на заднице джинсы и полосатые трусы
«под зебру», выставленные на всеобщее обозрение, — однако эта катастрофа еще не
произошла. Я не хочу врать Люку, поэтому пишу:
Знакомство с тобой, когда я была в футболке с кошкой.
Возможно, это не самое постыдное, но вполне сойдет. Пойдем
дальше.
12. Самое лучшее и самое худшее в здешней жизни? Худшее =
ветер. Лучшее = люди.
13. Любимый напиток? Ванильный латте из «Ява-кофе».
14. Любимое занятие вечером в пятницу? Пицца и кино.
15. Ты была когда-нибудь влюблена? Не уверена. Наверное, это
значит - нет.
16. Фильмы ужасов — да или нет? НЕТ!!!
Здесь я ненадолго прерываюсь, чтобы посмотреть в окно, и с
удивлением вижу огромные белые хлопья, лениво падающие с неба. Школьный двор
запорошен снегом, похожим на легкую пенку на чудесном латте. Снег прекрасен
нетронутой красотой, еще не испорченной следами и грязными протоптанными
дорожками.
Мистер Эллис вещает со своей кафедры с такой страстью, будто
вот-вот расплачется. Я отвожу глаза, потому что мне неловко за него и,
соответственно, ужасно стыдно за себя.
Я читаю следующий вопрос, но вместо того, чтобы хотя бы
попытаться ответить, комкаю листок.
Люк интересуется моим самым ярким детским воспоминанием.
Я слегка наклоняюсь вбок, чтобы незаметно спрятать анкету в
задний карман джинсов. Потом снова перевожу глаза на снег и с огорчением вижу,
что кто-то уже прошел по нему.
Кто-то с гигантским размером ноги.
Тогда я поворачиваюсь к мистеру Эллису и пытаюсь слушать то,
о чем он говорит, но мои мысли уже далеко отсюда.
Я не могу закончить эту анкету.
У меня нет никаких детских воспоминаний — ни ярких, ни
тусклых.
Я не помню того, что было вчера.
У меня есть только мое будущее, а тебя, Люк Генри, в этом
будущем нет.
Я изо всех сил стараюсь оттянуть неизбежное, но очередной
логический вопрос долбит меня прямо в лоб.
Почему я не помню Люка?
Судя по тому, что мне известно на сегодняшний момент, меня
связывают с ним не только записки, но и один премилый разговор после
самостоятельной работы, а значит, возможна лишь одна причина, по которой моя
память игнорирует существование самого роскошного парня, которого мне
посчастливится встретить в будущем.
И причина эта заключается в том, что Люка в моем будущем не
будет.
Записка за понедельник не могла знать о вторничном Люке,
однако во вторник Люк был тут как тут. Значит, в понедельник он все-таки
присутствовал в моем будущем.
Добравшись до этого логического вывода, я громко вздыхаю и
переживаю крайне неловкие несколько секунд, в течение которых мистер Эллис и по
меньшей мере восемь человек из класса оборачиваются, чтобы просверлить меня
вопросительными взглядами.
Я молча выдавливаю кривую улыбку, и зеваки разочарованно
отворачиваются, чтобы продолжить почтительно слушать рассказ мистера Эллиса.
Снова оставшись наедине со своими мыслями, я признаю, что
ответ ясен, как день. Не надо думать, что Люк полностью отсутствует в моем
будущем: возможно, я не помню его потому, что с ним связано какое-то
болезненное воспоминание, нечто настолько тяжелое, что мой разум почел за благо
его заблокировать.
Но это несправедливо!
Я думаю о Пейдж Томас и о том, через что ей придется пройти.
Неужели нас с Люком ждет нечто подобное?
Неужели разбитое сердце — достаточная причина для забвения?
Внезапно весь сегодняшний день становится совершенно
невыносимым. Мое будущее слишком тяжело для урока истории. Мне нужно выйти. Я
хочу разыскать Люка, вытащить его из школы, взять за руку и поцеловать, потому
что мне нужно торопиться, раз уж он собирается вскоре разбить мне сердце.
По крайней мере, пусть у меня останется что-то хорошее,
прежде чем начнется плохое.
Все мое тело наэлектризовано энергией — оно хочет двигаться,
действовать, но вместо этого сидит, прикованное к жесткому пластиковому стулу в
последнем ряду кабинета истории. Я судорожно впиваюсь руками в края стола, на
меня вдруг накатывает бессильное бешенство от понимания вопиющей
несправедливости моей жизни.
Обычные девочки могут встречаться с кем хотят, не спрашивая
советов у будущего.
Почему я не могу быть обычной?
Я думаю о Карли Линч, которая будет безостановочно менять
парней до самого конца средней школы, и кровь бросается мне в голову. Карли в
сто раз хуже меня, но даже она может позволить себе беспечно шагать по жизни.
Я тоже хочу быть беспечной!
И тут, словно для того, чтобы окончательно добить меня и
напомнить о том, насколько я далека от беспечности, меня снова переносит на
кладбище.
Моя мать безутешно рыдает справа от меня. Слева виден все
тот же зловещий каменный ангел. В стороне от выстроившихся полукругом
скорбящих, одетых во все черное, стоит небольшая группа; пожилая женщина,
комкающая белый кружевной платочек, молодая девушка в декольтированном платье и
импозантный лысый мужчина.
Мужчина почему-то кажется мне похожим на непробиваемую
стену.
На какое-то мгновение я задерживаюсь взглядом на маленькой
черной броши, приколотой к джемперу пожилой женщины. Насколько я могу
разглядеть, брошь сделана в виде украшенного драгоценными камнями жука, в любом
случае она слишком броская для похорон. Потом я зачем-то вспоминаю статью,
которую мне предстоит прочитать в будущем, где говорится о том, что древним
египтянам клали в гроб изображения жуков.
Может быть, для нее это особенная брошь.
Возможно, она просто любит жуков.
Я делаю робкий вдох, страшась впустить в себя смрад
разлагающихся в земле тел, но неожиданно чувствую два своих самых любимых
запаха: травы и дождя. Некоторые люди пришли на кладбище с зонтами. Некоторые
уже промокли.
Мне хочется увидеть как можно больше и в то же время
поскорее стереть из памяти увиденное.