Пока они решались подойти снова, спящий повернулся на каталке на бок, подложил сложенные ладони под щеку и продолжил спать.
– Вот, – сказал доктор «Скорой». – Это доказывает, что он просто спит!
– А если его шмякнуть на пол? Проснется?
– Не думаю.
Медики подступили к спящему в надежде, что его выдох – это реакция на их старания, и опять принялись давить, крутить и вонять.
Мужчина с ножом в голове одним глазом наблюдал за проблемами медиков. Он уже подумал, что, может, и к лучшему, что ножик не достают? Ну их…
В приемном появился Муханов. Он застыл на пороге и какое-то время наблюдал за происходящим.
– Вы на зомби похожи, которые жрут живого… – проговорил он. – Что тут происходит?
– Вот и доктор пришел, – радостно объявил милиционер. – Вот он привез этого, а этот спит, и мы его так и сяк, а он не просыпается! Я говорю – кома? Они говорят – нет. А он все равно не просыпается.
Муханов жестом отогнал волонтеров от спящего. Он проверил зрачки, посчитал пульс, повторил все те же приемы, что до него использовали сотрудники «Скорой», и вдруг его взгляд упал на мужчину, сидящего с ножом в голове.
– Это еще что?
Парень в черной шинели объяснил:
– Это его жена так. Он чего-то сказал ей, а она как раз капусту рубила. Она ему как жахнет по лбу, а ножик застрял.
– Ну а к нам-то зачем? – Муханов потерял к мужчине интерес.
– Так он же пьяный, его в обычном не берут, говорят, сначала к вам, а вы сами решите, куда его дальше.
– Он не только пьяный, но и голый. Если не заметили, то на дворе ноябрь, – проворчал Муханов.
– Доктор, достаньте ножик из головы, надоело уже, – подал голос мужчина с банкетки.
– Так, кто раньше приехал? – спросил Муханов.
Милиционер показывает на спящего.
– Этот.
– Сперва его разбудим, – сказал Муханов и ушел.
Вернулся он через пару минут, прикатив за собой на столике огромный железный ящик с электродами.
– Сними ему ботинки и носки, – сказал он милиционеру. Тот послушно выполнил приказание.
Медики, увидав ящик, отодвинулись к стенкам. Включив ящик в розетку, доктор нажал кнопку «заряд» и следил за стрелкой.
– Думаю, трех ему хватит. – Он приложил электроды к пяткам спящего и приказал милиционеру: – Нажми красную кнопку.
Кто-то из медиков судорожно перекрестился.
Удар, треск! Муханов бросил электроды.
Спящего подкинуло на каталке, он сел и совершенно безумными глазами осмотрел помещение.
Муханов резко спросил:
– Фамилия, имя, отчество?! Где живешь? Сколько лет?
Очнувшийся отрапортовал:
– Ломов Сергей Иванович, сорок три, в Лоб… – Тут он повалился на кушетку и снова заснул.
– Кому – в лоб? – возмутился милиционер, но врач «Скорой» пояснил:
– В Лобне он живет.
Муханов был возмущен.
– Гады, все за вас делать нужно! – Он протянул руку к сидящему на банкетке и, ухватив ножик за рукоятку, резким движением выдернул его из раны. – Ножик сами вынуть не можете! Рукожопые вы!
Пьяный на банкетке охнул от неожиданности.
– Марш в перевязочную! – проорал Муханов и, повернувшись к скоропомощникам с ножом в руке, тем же тоном добавил: – Кому тут карты надо подписать?!
Милиционер схватил бледного мужичка и потащил его в перевязочную, медики протянули карты на подпись.
В приемное вбежала новая бригада «Скорой».
– Каталка есть?
– Что там? – спросил Муханов. – Кома?
– Нет, просто спит! – ответила бригада.
Муханов жестом приказал медикам сгрузить с каталки спящего на пол. Потом посмотрел на старый дефибриллятор, стоящий посреди приемного.
– Не буду убирать пока. Завозите!
Вояж, вояж…
Сашка Абаев вернулся на подстанцию после армии, быстро восстановил потерянный за два года вес и добавил еще примерно столько же.
Он терпеть не мог мотаться по вызовам, но обожал посидеть в диспетчерской, в тепле и сухости, попить чаёк, покрикивая на выездных через селектор: «Бригада номер… не задерживайте вызов!», или постукивать микрофоном по столу, дожидаясь, пока прогреется старенький ламповый усилитель УМ-50, отчего по всей подстанции разносился грохот, а потом нарочно гавкающим голосом выкрикивал несчастную бригаду на вызов.
Однако все хорошее когда-нибудь кончается, этим оно и хуже плохого, которое как началось, так и тянется. Колыхаясь жирным телом, Абаев занял место в кабине самого теплого «РАФа», потому что ему пришлось ехать на вызов на грипп
[5]. Одному.
– Ничего, переживем… – уговаривал себя Сашка. – Жизнь полосата, эпидемия пройдет, и я снова вернусь в диспетчерскую.
Февральской морозной ночью, сдав очередного «пса» (пьяницу с ушибами) в спецтравме, Абаев выкатился на бульвар невдалеке от больницы. Его отпустили на подстанцию.
Мела позёмка, подмораживало, одинокие пешеходы и автомобили скользили на едва прикрытом снежком льду. Если бы Сашка помнил поэму Александра Блока «Двенадцать», он бы непременно процитировал: «Метет снежок, а под снежком – ледок…», однако Блок уже был так же далек, как вся школа с ее тревогами и проблемами.
Пережили и забыли.
У автобусной остановки лежало слегка прикрытое снежком тело однозначно мужского пола. Водитель притормозил и оглянулся на Сашку.
– Подберем? Замерзнет ведь, бедолага…
– Придется, – вздохнул Сашка. – Тормози.
Остановились, осмотрели…
Еще теплый нетрезвый организм втянул ноздрями морозный воздух, сложил губы в трубочку, почмокал и всхрапнул.
– Уй, ты мой сладкий! Мало тебе? Это ж надо так ужраться… Давай, за конечности – и на плацкарту, на нижнюю… – сказал Абаев водителю.
Они взяли тело за руки-за ноги и попытались с размаху забросить на пол в салон «РАФа», но что-то не пустило.
– Жопой примерз к асфальту, – сказал водитель. – Видно, давно уже лежит. Штаны во льду…
– А монтировка есть? Попробуем отколоть. Или топор лучше.
– Откуда топор? А монтировкой отдерем сейчас.
Они повозились и закинули тело в салон, и там Абаев принялся рассматривать пьяного найденыша.
