Наконец Нина строго сказала:
– Нам пора! Больному хуже стало!
Это было лукавство.
Потому что, отъехав, доктор и водитель стали смеяться. Женька улыбалась, но не понимала, что смешного было?
– Женя, – объяснила доктор Нина, – прости меня, я не предупредила, что на скоропомощном языке негр – это вообще мужчина для помощи в переноске носилок!
Водитель просушил пальцами глаза, пока машина стояла у перекрестка на красный свет, и сказал:
– А вы заметили, что они сказали?
– Что? – не поняла Женька.
– Только нам, русским, можно африканцев называть неграми. Другим бы они не простили. А от нас это звучит не обидно.
– Действительно, – согласилась Нина. – Интересно, почему?
– Наверное, потому, что только в СССР мальчишки в шестидесятых собирались бежать в Африку, чтобы бороться с колонизаторами за свободу для коренных жителей, – серьезно ответил водитель. – Больше никто ни в одной стране такого не делал. Они это знают и ценят.
Расстрелять!
Нина Симонова – рыжий «доктор Львенок» – страшно не любит пьяных мужиков. Не любит, но жалеет. И, видимо, поэтому судьба ей подкидывала этих «клиентов» в большом количестве, особенно вечерами.
Больше всего Нину бесило, когда сердобольные бабки вызывали с поводом «неизвестный мужчина, без сознания, на улице». Это почти на 100 % упитый до полного глубочайшего наркоза «пролетарий», который нажирался в хлам, а немного приходя в себя и страдая от похмелья, выяснял отношения с окружающей интеллигенцией, используя два вопроса: «Ты меня уважаешь?» и «Ты кто такой?».
Нина, как и положено медику, оценивала стремление напиться психологическим термином эскапизм (побег), то есть желанием уйти от реальности. Чем советских работяг не устраивала реальность, понять сложно. Вроде все ясно – вот тебе светлое будущее, вот дорога, вот метод передвижения – иди! Не можешь идти – посадят в кресло-каталку и отвезут, не хочешь – начнут воспитательно-просветительную работу и объяснят, почему будущее светлое и отчего другие пути ошибочны и неверны. Не смогут объяснить, а ты по-прежнему убегаешь от реальности, употребляя алкоголь, – значит, ты скрытый враг, социально опасен и тебе не место в обществе развитого социализма среди наших советских людей. Попробуешь сопротивляться – как сказал Горький: «Если враг не сдается – его уничтожают!»
Слава богу, в Советском Союзе, даже в страшные годы репрессий, за пьянство не расстреливали. В тюрьму, да, сажали, это было. А вот чтобы к стенке – нет.
Но пьяный от трезвого отличается тем, что в его сознании все перепутано, и он легко одну реальность бытия подменяет другой «реальностью». Главное, чтобы она непременно выглядела очень правдиво.
Однажды летним вечером бригаде Нины, когда она еще не познакомилась с Женей Соболевой, а работала с фельдшером Уваровым, дали вызов из той самой ненавистной категории «мужчина без сознания лежит в кустах, в парке».
Ничего нового. Мужчина пьян до бесчувствия. Осмотрев его бегло на месте: жив или нет, Нина скомандовала:
– В машину!
Вдвоем с фельдшером водитель загрузил клиента на носилки. В салоне Нина и Уваров осмотрели пьяного. В основном изучали на предмет травм головы. Либо дали по башке, либо сам ударился? Ничего! Только пьян. Значит, надо отвезти в вытрезвитель. Там его помоют и дадут выспаться под присмотром милиции и фельдшера. Потом оформят штраф: двадцать пять рублей, проведут воспитательную беседу и непременно сообщат на работу, чтобы пропесочили на собрании трудового коллектива.
Пока Уваров ходил к автомату докладывать диспетчеру, что повезут «больного» в спецмедучреждение, Нина описывала карту, машина стояла, а водитель припоминал, где ближайший вытрезвитель.
Пьяный приоткрыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит привлекательная молодая женщина. Потянулся к ее волосам со словами:
– Люблю рыжих!
Нина попыталась выскочить из машины, но он, проявив чудеса ловкости, схватил ее за руку. Нина заверещала, хотела пнуть его коленкой в глаз, но пьяный дернул за руку, и она повалилась на него, лежащего на носилках.
Пьяный не учел, что в машине могут быть и мужчины. Он не понял, что откуда взялось.
Нина вдруг взлетела над ним и исчезла. Это Уваров вынес ее из салона «рафика».
Пьяный начал озираться, старался собраться с мыслями, но тут его вдруг четыре мощных мужских руки выдернули из машины и крепко приложили спиной к дереву.
В сумерках зажглись три прожектора, взревел автомобильный двигатель. Это водитель завел машину и включил дальний свет и фару-искатель, которую направил прямо в глаза пьянице.
Мужчина видел три черные фигуры и слышал громкий мужской голос, читавший явно по бумажке:
– За систематическое пьянство, нарушение общественного порядка, нападение на врача «Скорой помощи» особым совещанием алкоголик Имярек приговаривается к расстрелу.
В густых сумерках пьяница видел только три фигуры, казавшиеся ему огромными, одна держала в руках бумагу, с которой, видимо, зачитывала приговор, а вторая фигура чем-то лязгала, подобно собираемому автомату и затвору.
– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! Привести в исполнение немедленно на месте обнаружения и совершения преступления! Для приговора использовать экспериментальный лазерный пистолет!
На конце штуки, которой лязгала гигантская фигура, загорелась яркая лампочка.
Пьяный понял, что приходит его последняя минута. Он попытался шагнуть навстречу, но потерял равновесие и плюхнулся на четвереньки, пополз к «особому совещанию», умоляя:
– Пощадите! Я больше не буду пить!
– Нет тебе веры! – грохотал над ним кто-то, продолжая лязгать страшной железкой. – К стенке!
– Я клянусь, – ревел внезапно отрезвевший пьяница. – Мамой, папой, детьми! Клянусь, что в рот больше не возьму ни капли!
– Думаешь, мы поверим тебе на слово? – угрожающе продолжал над пьяным Уваров.
– Я все подпишу, только не расстреливайте!
Нина подсунула карту пьяному.
– Вот здесь подпиши, – сказала она, тыкая в галочку рядом с графой «отказ от госпитализации».
Пьяница поставил закорючку.
– Ты теперь у нас на крючке, алкоголик! – сказал грозно Уваров. – Мы знаем о тебе все. Один раз выпьешь – и пуля в затылок! Понял?
Пьяница истово кивнул.
– П-простите.
– Ты не у нас, ты у всей страны прощения просить должен! – ответил Уваров.
– Я могу, – мужчина пошарил по карманам. – Денег нет. Как мне до дому добираться?
Водитель сунул ему десять копеек.
– На автобус и трамвай хватит. Доберешься.
