Полоски света, пробивающейся из-под двери, Джефферсону хватило, чтобы понять, что он в чулане. Давно ли? Неизвестно. В полумраке он разглядел пластмассовое ведро, половую тряпку. От запаха плесени першило в горле. Боль растекалась по всему телу, отдавала в колено, в череп, в бедро. Особенно локоть болел, просто бессовестно. Звон в правом ухе стал тише, но заложенность осталась. Он попробовал пошевелиться и обнаружил, что опять намочил штаны, но в сложившейся ситуации эту неприятность можно было считать не самой значительной.
Голоса двух людей доносились явственно, не надо было и прислушиваться. В данный момент они налаживали телевизор и переговаривались, и странный это был диалог.
– Ну и не будет сигнала без кабеля, понятное дело.
– А пульт-то где, в коробке?
– Вот вырубил ежа, как его теперь допросишь?
– Очнется, не психуй. Давай пульт.
– По мне, он за границу махнул, чтоб не замели. По газете вроде так.
– Антенну вот сюда, смотри.
– А это точно его мы чуть не сбили?
– Точно. И он, погань, все просек.
Время от времени возникали паузы, а потом опять:
– Антенну сюда, я сказал! Глухой, что ли?
– Вот как он нас нашел? Но ведь нашел же. Уйдет – сдаст нас, сто пудов… а сюда какой штекер? Желтый? А эти куда? Задолбаешься с этой техникой.
– Ткнуть его разок, да и все.
От этих слов Джефферсон сразу и про боль забыл. В голове у него прояснилось, словно его окатили холодной водой. Правильно ли он расслышал? «Ткнуть его»? Он безуспешно пытался себя успокоить: наверняка это какой-то технический термин, относящийся к их треклятому телевизору. Он в этом не разбирается, но наверняка так и есть: надо куда-то ткнуть штекер. Желтый штекер. Обмирая от ужаса, он ждал – что будет. Приснилось это ему или они взаправду прикидывают, не убить ли его? Неужели ему суждено умереть здесь, вдали от близких, в этой вонючей каморке, где некому даже сказать «прощай»? Он вспомнил свою сестру Челси, Жильбера. Сердце у него обливалось кровью. Он тихонько простонал:
– О-о-о-о-о-о-о-ой…
По ту сторону двери диалог возобновился, будничный и жуткий.
– И то. Кончать его надо. Только теперь чур ты. Почему звука-то нет, а? Картинка есть, а звука нет. Барсука, если помнишь, я приколол, так? А этого ты давай.
Сказал это Мэкки, долговязый. Значит, это он хладнокровно убил славного господина Эдгара.
– Да он же у тебя на «mute» стоит, дубина! – отвечал Фокс. – Дай-ка пульт. Штука в том, куда жмурика девать? Я бы его запхал…
Тут оглушительно заголосил включенный на предельную громкость телевизор.
– …меньше семи минут до финального свистка, ситуация сложная для «зеленых», но они уже не раз в этом сезоне продемонстрировали… – на весь дом вещал спортивный комментатор.
– Выруби, урод! – заорал Мэкки.
Звук как отрезало.
– Ну вот, работает! – констатировал Фокс. – Да, так я говорю, я б его запхал поглубже в мусорный контейнер. Плохо ли? Я его там и поймал, в мусорке, туда ему и дорога.
– А вывозят когда, знаешь?
– В шесть утра. Как не знать, грохот такой, аж чертям тошно.
Последовало долгое молчание, потом снова скрипучий голос Фокса:
– Давай сегодня ночуй тут, подмогнешь в случае чего. Утречком часов в пять разберусь с ним. Как мой папаша с кроликами.
– А как твой папаша разбирался с кроликами?
– Берешь его, значит, за задние лапы, держишь на весу и фигачишь кулаком по башке. Чтоб не рыпался: он тогда обмякнет, дрожит только. А ты ему – нож в глотку, в правильную точку, чтобы кровь стекла.
– Закровенишь тут все.
– Не, я над ванной. А потом стащим вниз – и в контейнер.
– А ну как мусорщики найдут.
– Да нет, он мелкий. А потом, выгружают не вручную, машиной… Цепляют контейнер да опрокидывают в кузов. А чего там внутри, им пофиг.
Джефферсон забился в самый дальний угол, словно несколько лишних сантиметров между ним и этими людьми могли отдалить его гибель. Он уткнулся лбом в колени и долго сидел так, съежившись в комочек, – беззащитный, оцепеневший от ужаса зверек.
Потом постепенно к нему вернулась способность думать. Итак, его недолгой жизни придет конец в ванной чужой квартиры в Вильбурге, в стране людей. А она была прекрасна, эта жизнь. Ему повезло: счастливое детство, верные друзья. Он много смеялся, читал замечательные книги, слушал музыку. Начал учиться в университете. Что и говорить, осталось много такого, чего он не успел. Например, обзавестись невестой, прежде чем умереть. Вот от этого и впрямь уходить раньше времени было обидно. «Проклятье, я же еще совсем молодой!» – возроптал он, и слезы навернулись ему на глаза.
Те двое больше не разговаривали. Они скакали с канала на канал, а каналов этих было множество, на всех языках. Ни на одном они не задерживались больше пятнадцати секунд.
– Жрать охота, – сказал Мэкки примерно через час. – Схожу к Нино, возьму пиццу. Тебе какую?
– Чоризо! – отозвался Фокс. – Большую.
– А мне – «три сыра», – прошептал Джефферсон, но даже не усмехнулся собственной шутке.
Он услышал, как открылась и закрылась входная дверь, и ему пришло на ум, что можно попробовать удрать. Фокс считает, что он все еще без сознания. Выскользнуть бы тихонько из чулана – и за дверь. Он встал, стараясь не производить ни малейшего шума. Ноги не очень слушались. Он приналег на дверь – и понял, что тут надеяться не на что. Открыть ее можно было только снаружи. Джефферсон отошел от нее и сел. Лучше уж затаиться и не подавать признаков жизни. Он вспомнил сказку про Мальчика-с-пальчика – как людоед решил не резать мальчиков сразу, а подождать до утра, но посреди ночи вдруг передумал, потому что проголодался. Фокс, если проголодается, полезет, разумеется, всего лишь в холодильник, но, если Джефферсон станет ему докучать, запросто может тоже передумать и совершить непоправимое.
Оставались еще Жильбер и остальные Баллардо. Что они станут делать, когда увидят, что он не вернулся? Операция была назначена на утро понедельника. Если они будут придерживаться первоначального плана, то, возможно, захватят убийц, но он, Джефферсон, к той поре давно уже будет мертв и похоронен под грудой мусора. И даже тела его никто никогда не найдет.
Когда примерно через четверть часа Мэкки вернулся, из-под двери потянуло аппетитным запахом горячей пиццы. Джефферсон, обожавший это блюдо, не отказался бы от доли в трапезе двух убийц. Только вот сложно было представить себе застольную беседу: «Немножко пикантного соуса, дорогой Джефферсон, то есть, я хотел сказать, дорогой Стивен?» – «Благодарю, дорогой Фокс, вы очень любезны». – «На здоровье, угощайтесь, это же ваша последняя трапеза, как же вас не побаловать».
