«Много лет человек искал то перо. Искал то перо, охотился за совой. Холодно было ему в пустыне снежной, страшно, одиноко. Истоптал он не одну пару обуви, а десять. Износил не одну охотничью шапку, а пять. Потерял он не одну жену, ожидавшую его, а три. Сломал он не одну ногу, падая в горах, а обе. А сову, одну-единственную, с золотым пером, так и не нашёл.
Но выслеживал человек сову, не терял надежду. Он искал мудрость Севера и не сдавался.
Раз напал на человека белый медведь. Белый медведь, главный хищник Севера. Ух кусал он человека, ух терзал! На льдину зашвырнул. Думал человек, что погибнет в погоне за мудростью. Да не погиб: треснула льдина, откололась от берега, уплыл раненый человек. Отвезла его волна к незнакомому берегу, там нашло его стадо песцов. Хотели и песцы растерзать раненого человека, да не позволил вождь. Много лет назад вождя стаи песцов спас такой же человек, снял со льдины-айсберга. Отплатил вождь сторицей, выходил человека. Не знал вождь, что охотника выхаживает, охотника, который их северную сестру выслеживает – белую сову с золотым пером. С золотым пером, дарящим мудрость Севера.
Окреп человек, наевшись рыбы, что песцы ему приносили, и отправился дальше. Шёл он, шёл, и вдруг буран его закрутил. Закрутил буран, снегом засыпал, ветром колючим исхлестал. „Всё равно не сдамся, – человек себе сказал. – Найду сову, найду мудрость Севера!“ Сжал он зубы и пошёл к исполинскому Древу. В тундре все деревья маленькие, кривенькие. А Древо статное, ветрам и снегу неподвластное. Было в том Древе сто тридцать одно дупло. Дошёл человек до Древа, уцепился за ствол руками, чтобы не сдуло. Глядь – а в одном дупле сова сидит. Сова белая, с золотым пером.
Вот собрал человек все силы последние, на Древо вскарабкался, руку в дупло сунул и схватил сову белую. Бьётся она в его руках, колотится, кричит по-совиному. А он её не выпускает, к перу тянется. Тут взмолилась сова человечьим голосом: „Отпусти меня, охотник северный! Перо выдернешь – всё изменится. А как изменится, это и ветру северному неведомо!“
Не послушался охотник – выдернул перо золотое. Выдернул и себе за пояс заправил. Слушает, прислушивается: пришла ли к нему мудрость Севера? Вдруг смотрит: почернела сова в его руках. Была белоснежной, стала чёрной, как земля под снегом. Скрючилась сова, еле дышит. Положил человек на снег белый сову чёрную. Глядит на неё, глаз не спускает. Поднялась сова, пробует крылья расправить, а не может. Пробует взлететь, а не получается. Простонала сова, на снег легла. Подошёл к ней охотник, сел на корточки. Руку протянул. Открыла глаза сова. Он руку убрал. И она веки смежила. Что делать, взял он её со снега, под куртку сунул и пошёл прочь от исполинского Древа. Тут и буран стих.
Нашёл человек деревню, поселился в ней. И сова с ним. А куда ж её? Стал заботиться человек о сове, выхаживать. Она ожила, но летать никогда больше не летала. И перья совиные, чёрные, как уголь и смоль, так белыми и не стали. Вот и получил человек главную мудрость Севера. Коли выдернул ты у совы золотое перо, так и будешь заботиться о ней до конца дней своих».
Старец умолк и прикрыл глаза.
Послышался щелчок, зажёгся свет. Ни слова не говоря, Крамт выскочил из кухни. Жорель поднялась с колен и в который раз прижала к уху ракушку.
– Ох! – вдруг сказала она. – Звонят. Крамт!
Но он не отзывался.
– Дин, скорее, – заторопила меня Жорель. – Поможешь вытащить дедушку? Мне нужно спешить.
Я удивился: Жорель называла Старца так же, как я в моей голове. Может, она умела слышать мысли?
Жорель тем временем покопалась в шкафу, вытащила несколько простыней, вытряхнула их. Достала одеяло, развернула, поморщилась.
– Кто ж погрыз, уже давно нет никаких насекомых, – вполголоса проговорила она. – Не талюки же сюда добрались… Ладно, вернусь завтра, залатаю. Дин! Что там в углу, достань, пожалуйста. О! Полотенце? Как раз! Разворачивай! Ох, ну и аромат… Ладно, что делать. Давай хоть вытряхну пыль.
Она выскочила в коридор с полотенцем, а через некоторое время влетела обратно. От неё пахло морозом.
Я развернул полотенце, а Жорель вытащила Старца за подмышки, как ребёнка, и поднесла спиной ко мне. Я обернул его, и Жорель усадила Старца обратно на стремянку. Я помог ей вылить воду из таза. Тяжело было, но мы дотащили его до раковины. Потом Жорель соорудила что-то вроде постели из простыней и одеял на кровати. Переместила туда Старца, укутала, дала в руки миску с тёплой кашей.
– Большие паруса только сильный ветер надуть может! – с уважением сказал Старец и принялся за еду.
Жорель тем временем быстро собрала оставшийся мусор, внимательно огляделась, потом кивнула мне:
– Ну, идём?
Я подошёл к Старцу, чтобы попрощаться. А он вдруг выставил руку. Я пригляделся: он что-то зажал в кулаке.
– Держи нос по ветру! – посоветовал он мне.
Я протянул руку, и Старец высыпал мне на ладонь горсть белоснежных перьев. Откуда он их взял?
– Пока, дедушка! – звонко сказала Жорель. – Завтра к вам зайду!
У порога я огляделся. В кухне ещё витал тёплый пар. Укутанный Старец сидел на кровати и, кряхтя от удовольствия, ел кашу, которую приготовила Жорель. Возле кровати на полу волчком крутил пёрышко домашний ветер.
Крамт ждал нас снаружи.
– Ты не уехал? – обрадовалась Жорель, поспешно пристёгивая лыжи. – Вернёмся вместе?
Он не ответил.
– Ну что ж, – погрустнела она.
Взяла палки и покатила вниз.
– Спасибо, Ди-ин! – донёсся до меня её крик.
Я подошёл к Крамту.
Внутри меня разливалось тепло, будто это не Старец, а я принимал ванну и ел кашу.
На душе было спокойно.
Многое стало ясным и понятным. Надо было вернуться к Эльне, взять у неё сову. Разобрать поделку и отдать таруту Илани. Это действительно хороший материал.
Что ещё? Ещё можно помогать Жорели в Оранжерее. Я мог бы иногда убирать за неё какой-то отсек (интересно, детей пускают?). Наверное, мама рассердится, скажет, что мечтала о сыне-учёном, а не об уборщике. Но это хорошее, правильное дело. Я смогу убедить в этом маму.
И я принял ещё одно решение… Оно касается Эльны.
– Ты говорил со стариком? – глухо спросил меня Крамт.
– Нет. Но он дал нам это, – сказал я и протянул Крамту горсть белых перьев.
– Ты поможешь мне? – резко спросил Крамт.
Я покачал головой.
– Прости…
– Я тебя ненавижу, – выдохнул он, схватил перья, швырнул их мне в лицо и умчался.
Я глядел ему вслед.
А потом собрал перья со снега и медленно покатил домой.
