Первые несколько месяцев Гвалиору казалось, что год,
назначенный Церагатом, не истечёт никогда. Над ним подтрунивали, без конца
измеряя оставшийся срок то в кружках пива, не выпитых нардарцем, то в
непотребных девках, которых он мог бы купить на свой так глупо упущенный
заработок. Гвалиор от этих насмешек поначалу зверел, потом заставил себя
хохотать вместе с другими, и острословам очень скоро стало неинтересно его
поддевать. Седмицы, как по волшебству, сразу побежали быстрее. Когда однажды он
спохватился – оказалось, что год истёк накануне.
И в тот же день всё кончилось. Действительно – ВСЁ.
Причём далеко не так, как он себе представлял.
…Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под
потолком. Косматая, позвякивающая кандалами толпа…
Вереницу рабов вели через подземный зал с высокими белёсыми
стенами, тот, где когда-то трудился Горбатый Рудокоп и была святая площадка.
Гвалиор очень не любил, когда ему приходилось сопровождать невольников через
эту пещеру, но, как выразились бы у него дома, «судьба придёт – под лавкой
найдёт». По краю площадки, забавляясь послушно вьющимся кнутом, прохаживался надсмотрщик
по прозвищу Волк.
– Эй, крысоеды! – крикнул он с вызовом. – Ну
что, хочет кто-нибудь на свободу?
– Скажите этому посрамлению его рода… – сейчас же
отозвался из глубины толпы низкий, сдавленный голос. – Я!!!
У Гвалиора похолодело на сердце. «Я не смог уберечь Тиргея.
А теперь потеряю ещё и тебя… Священный Огонь! За что?..»
Говорил молодой раб, которого считали необыкновенно опасным
и всё время держали на одиночных работах, да притом в укороченных кандалах,
чтобы не мог ни замахнуться, ни как следует шагнуть. Он и теперь, в первый раз
за полгода, шёл в общей веренице только потому, что его переводили в новый
забой.
А на плече у него сидела большая летучая мышь. С крылом,
некогда разорванным ударом кнута.
– Ты? – с притворным удивлением сказал невольнику
Волк. – Давненько я тебя не видал! Стало быть, ещё не подох?
Серый Пёс ничего ему не ответил, потому что обычай его
народа не велел разговаривать с врагом, которого собираешься убивать, а Гвалиор
неожиданно рассмотрел на другой стороне площадки стоявшего там Церагата.
Старший назиратель чему-то слегка улыбался – удовлетворённо, уверенно. Тогда
окончательно похолодевший нардарец понял, что появление Волка и вызов,
брошенный им в толпу, – всё это было далеко не случайно. И далеко не
случайно произошло именно сегодня. На другой день по окончании оговорённого
срока…
Церагат держал слово, данное свободному. Но держал присущим
лишь ему способом…
Между тем поединок обещал стать достопамятным зрелищем. Оба
были веннами, а венны славились как неукротимые воины, даже и с голыми руками
способные натворить дел. Кое-кто знал, что этих двоих в своё время привёз на
рудник один и тот же торговец рабами, Ксоо Тарким, и поначалу они очень
дружили. Потом, правда, их пути разошлись… Семь лет спустя в круге факельного
света стояло двое врагов. Двое молодых мужчин, оба невольники. Серый Пёс, год
тому назад замученный насмерть и всё-таки выживший. И Волк, его палач…
Пугливо косившийся работник расковал Серого Пса. Сначала он
освободил ему ноги, потом потянулся к ошейнику, но тут же, вскрикнув, отдёрнул
руку: Нелетучий Мыш цапнул его за палец острыми, как иголки, зубами. Из толпы
рабов послышался злорадный хохот и замечания сразу на нескольких языках:
– Пониже, пониже его укуси, маленький мститель…
– Нас калёным клеймом метил, а сам визжит, как
недорезанный поросёнок!..
И кто-то уже подначивал:
– Покажи ему, Серый Пёс, покажи…
Но Серый Пёс не стал обращать внимания на такую мелочь, как
рудничный холуй, по ошибке именовавшийся кузнецом. Он накрыл ладонью злобно
шипевшего Мыша, и работник снял с него ошейник, а потом, в самую последнюю
очередь, освободил руки. И скорее убрался в сторонку, обсасывая прокушенный
палец. Серый Пёс повёл плечами, заново пробуя собственное тело, отвыкшее от
свободных движений. И шагнул вперёд. Волк ждал его, держа в правой руке верный
кнут, а в левой – длинный кинжал с острым лезвием, плавно сбегавшим от рукояти
к гранёному, как шило, острию. И тем и другим оружием Волк владел очень, очень
неплохо. В чём неоднократно убеждались и каторжники, и другие надсмотрщики,
все, у кого хватало дерзости или глупости с ним повздорить.
– Ну? – сказал он, пошевеливая кнутом. – Иди
сюда.
Он был сыт и силён, этот Волк. Сыт, силён, ловок и уверен в
себе. Серый Пёс стоял перед ним, немного пригнувшись, и не сводил с него взгляда.
«Не смотри на руку противника, – когда-то поучал его Мхабр, вождь
сехаба. – Это всего лишь часть, зависящая от целого. Не смотри ему и в
глаза: они могут завлечь тебя и обмануть. Направь свой взгляд на Средоточие,
где рождается и умирает любое движение…»
Толпа кандальников замерла. Было слышно, как где-то в углу
капала с потолка сочащаяся вода.
Все ждали: вот сейчас кнут Волка метнётся лоснящимся
извивом, словно охотящаяся гадюка, резанёт соперника по глазам… Вышло иначе.
Волк стремительно подался вперёд, выбрасывая перед собой руку с кинжалом,
нацеленным рабу в живот.
Тот мгновенно отшатнулся назад, уходя от неминуемой смерти.
Толпа глухо загудела, заволновалась. Притиснутые к дальней
стене карабкались на выступы камня. Кто-то пытался опереться на чужое плечо,
кто-то упал, нещадно ругаясь. Почему-то каждому хотелось воочию узреть этот
бой, о котором, действительно, потом сложили легенды.
Двое противников снова неподвижно стояли лицом к лицу, и
теперь уже мало кто сомневался, что Волк пустит в ход кнут. И опять вышло
иначе. Волк ещё раз попытался достать Серого Пса кинжалом, рассчитывая,
наверное, что тот не ждал повторения удара.
Раб снова умудрился отпрянуть и сохранить себе жизнь, но
выпад оказался наполовину обманным: кнут всё-таки устремился вперёд. Он с
шипением пролетел над самым полом, целя обвить ногу Серого Пса и, лишив
подвижности, подставить его под удар клинка. Раб с большим трудом, но всё же
успел перепрыгнуть через змеившийся хвост. Волк, однако, отчасти добился
своего. Лёгкое движение локтя, и кнут в своём возвратном движении взвился с
пола, сорвав кожу с плеча раба. Серый Пёс, как позже говорили, не переменился в
лице. Вместо него охнула толпа.
– Иди сюда! – выругавшись, сказал Волк. –
Твоя мать была кошкой, не чуравшейся кобелей!
Тень Мал-Нахты предостерегающе воздела бесплотные руки… Но
Серый Пёс ничем не показал, что слышал эти слова. Он давно отучил себя
попадаться на такие вот крючки. Нет уж. Он ещё схватится с Волком грудь на
грудь, но сделает это по-своему и тогда, когда сам сочтёт нужным. А вовсе не по
прихоти надсмотрщика. И если он погибнет, это будет смерть, достойная
свободного человека. Бойца…
Кнут Волка всё же свистнул верхом, метя по лицу, но Серый
Пёс вскинул руку, и плетёный ремень, рассекая кожу, намотался ему на предплечье.
Теперь противники были намертво связаны, потому что выпускать кнут Волк не
собирался. Лезвие кинжала поплыло вперёд, рассекая густой спёртый воздух. Рыжие
отсветы факелов стекали с него, точно жидкий огонь. Гранёное остриё неотвратимо
летело в грудь Серому Псу, как раз в дыру лохмотьев, туда, где под немытой
кожей и напряжёнными струнами мышц отчётливо проглядывали рёбра. Правая ладонь
раба пошла вверх и в сторону, наперехват, успевая, успевая поймать и до
костного треска сдавить жилистое запястье надсмотрщика…
