Пол, обточенный подземным ручьём, был достаточно гладок,
Тиргей бегал от стены к стене и, по разбуженной привычке, говорил и говорил
вслух. Так, словно его внимательно слушали учёные спорщики, облачённые в
бело-зелёные одежды познания.
– И таким образом я полагаю, что легенды, связывающие
Горбатого Рудокопа с этой системой пещер, следует если не признать полным и
окончательным вымыслом, то уж по крайней мере подвергнуть весьма пристрастной
проверке…
О, это была великолепная речь. Не утеснённая страхом перед
внезапным появлением надсмотрщика… или трусливым коварством придворного
звездочёта. Выговорившись, Тиргей наконец вспомнил, перед кем блистал учёностью
и красноречием. И запоздало подумал, что этот человек, пожалуй, способен был
наплевать на все доводы разума и попросту вышибить зубы оскорбителю рудничной
легенды. Он оглянулся на варвара. Тот сидел, откинувшись спиной к каменному
стволу, и невозмутимо ел. Маленькими кусками, смакуя, жевал сухую лепёшку.
Тиргей успел с облегчением решить, что напарник его просто не слушал, но тут
молчаливый варвар вдруг подал голос – едва ли не в первый раз за всё время
похода:
– Эта ваша Прекраснейшая…
«Конечно. Что он, бедняга, мог воспринять, кроме упоминания
о Богине любви и радостей плоти…»
– Люди говорят, – продолжал варвар, – будто
Ей поклоняются с кровавыми жертвами…
Он говорил по-аррантски плохо и слишком старательно.
– Что?! – искренне возмутился Тиргей. – Да
какой выродок тебе наплёл подобную чушь?!
Напарник враждебно посмотрел на него и вновь намертво
замолчал, занявшись едой.
Из маленького зала, где остался дремать в темноте каменный
лес, дальше в глубину горы вёл всего один узенький лаз. Рассмотрев его, Тиргей
не отказал себе в удовольствии мысленно поторжествовать: ещё один камешек на
его чашу весов в споре, бывал или не бывал здесь Горбатый!.. Торжествовать,
впрочем, пришлось недолго. Варвар скинул рубаху и штаны и ужом нырнул в лаз.
Тиргей пополз следом за ним, выпростав правую руку вперёд, изо всех сил
перекосив плечи и без конца застревая. Подобные ходы в Карийских горах
называли, причём очень заслуженно, шкуродёрами. Как бесстрашно он их исследовал
в одиночку, даже думать не думая, что может не суметь вылезти обратно и
останется под землёй навсегда!.. И почему он так верил, будто пещеры окажутся
благосклонны к нему и не захотят погубить?.. Что ж – самое скверное с ним
вправду случилось не в отвесных колодцах и шкуродёрах, а при ясном свете дня,
наверху, где он и опасности-то не ждал… «Как же Гвалиор здесь прошёл? Он ведь
куда крупнее меня…»
Тиргей распластался, повернув голову набок, и выдохнул,
чтобы сделаться совсем плоским.
«И не такой тощий, как мой варвар…»
Правая рука цеплялась за неровности камня и тянула вперёд,
пальцы здоровой ноги толкали, оскальзываясь и срываясь.
«Ну да, он же выкинул аметист и осушил целую фляжку, то есть
пьян был мертвецки. А пьяному, как известно, всё нипочём…»
Ему показалось, что камень, больно царапавший спину, был
ощутимо горячим.
«Гвалиор, Гвалиор, да покарает тебя Владычица Сновидений!..
И чего ради ты не улёгся да не заснул под ногатовыми деревьями, а пополз
дальше, в эту лисью нору? Или духи подземелья давно похитили тебя и увели к
себе в камень, а мы с варваром сейчас упрёмся в тупик и найдём себе здесь
могилу…»
Горячая глыба над спиной у Тиргея ПОШЕВЕЛИЛАСЬ. Ему не
почудилось: в толще что-то произошло. Налитая внутренним жаром скала
пошевелилась и просела – скорее всего, едва заметно для глаза. Но зажатый под
ней человек взвыл от ужаса, как смертельно раненное животное, и рванулся что
было сил. Сейчас он будет раздавлен – медленно, словно в пыточной под грузом,
сокрушающим внутренности и рёбра… будет задушен… изжарен живьём…
Его схватили за вытянутую правую руку и так поволокли
вперёд, что плечо едва не выскочило из сустава. На шершавинах камня остались
лепестки кожи. Взмокший и исцарапанный аррант кувырком выкатился из узкого хода
под высокие своды. Он всхлипывал и никак не мог отдышаться. Налобный фонарик
варвара мелькал над ним в темноте, полосуя витавшую в воздухе муть. «Это что,
пыль? Откуда?» Напарник Тиргея вдвигал под ненадёжную глыбу плоский обломок,
поставленный на ребро. «Значит, не померещилось…» Тряские руки натянули на
голову тугой кожаный обруч со светильничком. Пламя за прочным стеклом мерцало
тускло и неохотно, грозя вовсе угаснуть. «Чем это здесь пахнет? Какая мерзкая
вонь… И почему воздуху не хватает?..»
– Огневец горит! – сказал варвар. – Вставай,
не сиди!
Они нашли Гвалиора в дальнем конце той же пещеры, где тлел
подземный пожар. Нашли по несусветному храпу, эхом отдававшемуся от стен.
Молодой надсмотрщик лежал возле стены, подтянув к животу колени («Даже штанов
не порвал в шкуродёре!» – зло восхитился Тиргей) и спал, по-детски сунув руку
под щёку. Доброе хмельное вино, дар солнца, всё же сотворило доброе дело.
Нардарец отправился в Колодец за избавлением от опостылевшей жизни. А вместо
этого – без ущерба одолел страшный лаз, мало не сгубивший двух опытных
подземельщиков. Не задохся в дыму. Не иначе как молитвами матери перешагнул,
вряд ли заметив, две очень коварные трещины, пролёгшие поперёк подземного зала…
(А что ему их замечать: он ещё по дороге к Колодцу умудрился где-то оставить
свой налобный светильник и шёл в темноте, не смущаемый видом смертельных
опасностей.) Бездонный Колодец оказался пьяному по колено! Даже когда ноги
окончательно перестали его держать, Гвалиор выбрал, чтобы свалиться, самое
удачное место. Возле широкой дыры, уходившей отвесно вниз. Оттуда с гудением
вырывался сильный холодный ветер и раздавался шум падающей воды. Ветер отгонял
сочившийся из трещин угар и запах пожара, но если бы Гвалиор сделал ещё хоть
один шаг вперёд, он бы сорвался. Слабые фонарики двоих рабов мало что смогли
осветить за краем пропасти. Тиргей бросил камешек и долго слушал, как тот с
цоканьем отлетал от уступов. Распознать, где находилось дно, ему так и не
удалось. «Был здесь или не был Горбатый… Что, если россказни о проходе наружу –
всё-таки не враньё?!.»
Они с варваром сидели возле спящего Гвалиора, погасив
светильнички, чтобы зря не жечь масло, и разговаривали под невнятное бормотание
ветра.
– Я вырос около Арра, нашей столицы… если её название
что-либо тебе говорит. Я был наставником детей Управителя города. А потом…
– Я знаю.
– Откуда?..
Напарник арранта усмехнулся в темноте. Будь у них свет,
Тиргей бы заметил, что у его не очень-то словоохотливого товарища отсутствовал
передний зуб.
– Ты меня не помнишь. Я изменился.
– Погоди… как…
– Тебе сломало ногу, когда погиб Корноухий.
– А ты… Не может быть! Неужели… Щенок?!
– Теперь люди чаще зовут меня Псом, потому что я вырос.
– Мне иногда кажется, что прошла целая жизнь…
