Проснувшись, Пёс повёл глазами и увидел сегвана Аргилу.
Заморыш-подбиральщик сидел по обычаю своего племени на корточках и смотрел на
него. Он сказал:
– Здравствуй, Пёс.
Он говорил шёпотом, чтобы не потревожить халисунца и
чернокожего, спавших вблизи.
Пёс впервые ответил:
– И тебе поздорову, Аргила.
Почему-то он не удивился приходу сегвана, хотя, кажется, с
чего бы это подбиральщику, работнику вконец распоследнему, не удостоенному
никаких привилегий, вот так запросто разгуливать среди ночи по штрекам. Аргила
же пояснил:
– Я теперь подметальщиком… – И улыбнулся так, как
одиннадцатилетний мальчишка на самом деле улыбаться не должен: – Церагат
говорит, на отвалах я скоро сдохну, а внутри горы ещё сколько-то протяну и
смогу поработать…
Тощенькое мышиное лицо обрамляли свалявшиеся сосульки
бесцветных волос. Пёс подумал о том, что последний раз Аргиле, наверное, голову
мыла ещё мать. Аргила разжал кулак и что-то протянул на ладони:
– На, возьми, это тебе… кремнёвый дикарь… Там мой
остров.
Пёс взял протянутый камень. Он помнил, как отчаянно пытался
маленький подбиральщик найти в просеянных кучах руды хоть что-нибудь ценное и
тем заработать лишний кусок плохо провяленной рыбы. Потомственного морехода от
одного вида этой рыбы должно было, прямо скажем, стошнить. Пёс же видел, как
Аргила едва не дошёл до потери достоинства, когда ему посулили объедки. И вот
теперь он отдавал в подарок находку, благодаря которой мог действительно
наесться досыта. Может, даже и не один раз. Камень – дивной воды кремнёвый
дикарь размером в полкулака – был прозрачен и чист, и внутри виднелись пушистые
заснеженные сосны. Крохотные, но самые что ни есть настоящие, неизвестно какой
причудой подземных Богов туда помещённые…
Аргила вдруг спросил:
– Тебе снятся сны, венн?
Пёс кивнул.
– Снятся.
– А мне перестали, – сказал Аргила и опять
улыбнулся. – Раньше я часто видел свой остров. Мы называли его островом
Старой Яблони…
Пёс помедлил, но всё-таки проговорил:
– Вы тоже ушли из-за ледяных великанов?
– Нет. У нас есть свой великан, но маленький и совсем
не злой. Он живёт в седловине горы, между вершинами. Я поднимался туда… Там
высятся красные скалы, обросшие мхом… И растут цветы, их у нас называют «детьми
снегов», они похожи на маленькие белые звёзды… Из-под великана течёт ручей,
прыгающий по камням… Гора прикрывает долину от ветра, и сверху растёт сосновый
лес, а внизу – яблони… К нам всегда собирается множество кораблей. Осенью – за
яблоками, за мёдом и всякими лакомствами, которые умеют делать только у нас… А
весной – за яблочным вином… И просто чтобы полюбоваться, как цветут наши сады…
Тогда устраивают праздник и большой торг… Корабли приходят и с острова
Печальной Берёзы, и с острова Закатных Вершин…
– Закатных Вершин?.. – настороженно переспросил
Пёс.
– Да. Там раньше жил кунс Винитарий. Туда тоже пока ещё
не добрались великаны, но храбрый кунс не стал дожидаться погибели и увёл своё
племя на Берег…
Пёс выдохнул. Аргила услышал нечто вроде стона и рычания
одновременно.
– А не было, – спросил венн, – у этого
Винитария прозвища «Людоед»?
– Было, – удивился Аргила. – Мой отец
говорил, так прозвали кунса за то, что он в молодости отведал плоти пленного
недруга. Так поступали в старину, перенимая мужество достойных врагов, но
теперь люди измельчали, и племени Закатных Вершин не очень понравилось деяние
кунса… А ты откуда знаешь о нём?
Венн долго молчал. Наконец выговорил:
– Мы позволили ему занять земли рядом с нашими, через
реку, и у нас был мир. Мы верили слову кунса и не ждали предательства. В нашем
роду было двадцать восемь женщин и тридцать мужчин. Теперь нас больше нет.
– Есть ты, – тихо сказал Аргила.
Пёс смотрел мимо него.
– Нет. Меня тоже нет.
Аргила не стал спрашивать почему. Он только вздохнул:
– А на нас напал молодой Зоралик с острова Хмурого
Человека. Люди говорят, он всё хочет доказать старому кунсу Забану, будто тот
ему и вправду отец. Он на многих нападает, но пока ему не очень везёт. Вот и у
нас он не решился высадиться на берег и захватил всего лишь лодку, с которой
мы, мальчишки, ставили ярус на камбалу… Зоралик очень гневался из-за неудачи и
всех нас продал аррантам… а они… У тебя на родине выпадал зимой снег?
– Да. Наши леса похожи на те, что в твоём камне.
– У нас тоже было много снега и почти весь залив зимой
замерзал. Я бегал на коньках… Дедушка выточил их из бычьей кости, чтобы не
стёрлись, я крепко завязывал ремешки… Не говори, что тебя нет. Ты есть… Прощай,
брат.
Пёс ответил:
– И ты прощай, брат.
…Однажды в деревню потомков Серого Пса пришёл высокий
седобородый старик, назвавшийся Учеником Близнецов, и попросил разрешения
обосноваться поблизости.
«Старые люди не должны селиться одни, – сказала
большуха. – Как вышло, что ты живёшь сиротой?»
Пришелец объяснил, что так велела ему его вера. Он собирался
выстроить в лесу шалаш или выкопать над берегом Светыни пещерку. Но на другой
же день почувствовал себя худо – простыл в пути – и волей-неволей задержался в
большом доме, где за ним присматривали старухи и ребятня. Когда же старик
выздоровел, наступила зима, и жреца никуда не пустили. Мыслимое ли дело – дать
гостю уйти в метель и мороз, на верную погибель?
Щенок отлично помнил его морщинистые руки, добрые глаза и
длинную, пышную бороду. Сколько было волосков в той бороде, столько же и
рассказов о Близнецах жило в памяти старика. Серые Псы слушали его с
любопытством, коротая за домашней работой зимние сумерки. Иногда же, наоборот,
жрец просил их рассказать о своей вере. Однажды он попросил мальчишек
смастерить ему костяное писало и надрать гладкой берёсты с поленьев,
приготовленных для очага.
«Зачем тебе?» – спросили его.
«Запишу ваши сказания», – ответил старик.
Куда подевались те берестяные листы, испещрённые чужеземными
письменами? В ночь разгрома старый мудрец взывал к милосердию, творил священное
знамение и пытался прикрыть собой раненых и детей. Пока кто-то из комесов
Людоеда не снёс ему мимоходом седую голову с плеч…
Каттай сидел на своём тюфячке в передней комнате покоев
Шаркута. Сидел очень неподвижно и тихо и смотрел в щель не до конца прикрытой
двери, что вела во внутреннюю хоромину. Горное сено в тюфячке успело слежаться
и утратить былой аромат, колючие стебельки лезли наружу сквозь ткань. Несколько
дней назад Каттай хотел попросить у своего покровителя немного соломы или
нового сена и почти собрался с духом, но что-то помешало ему. А теперь это не
имело никакого значения.
