– Где?
Каттай припал на колени, погладил ладонью ничем вроде бы не
примечательный выступ.
– Вот он, мой великодушный и милостивый господин… Вели
обколоть его здесь и ещё здесь…
– Слышали? – обернулся Шаркут. – Обколоть!
Костлявый невольник с кожей, отливавшей медью сквозь грязь,
опасливо поднял зубило и молоток. Несколько ударов, нанесённых так бережно,
словно он не камень рубил, а птенчику помогал выбраться из скорлупы… И на
мозолистую ладонь легло нечто с миску размером, по форме напоминавшее морскую
двустворчатую раковину. Это нечто было заметно тяжелее пористой породы,
способной плавать в воде. Шаркут нетерпеливо выхватил камень из руки рудокопа.
Каттай взволнованно приплясывал рядом, но распорядитель всё сделал сам.
Поскоблил «раковину», сдунул пыль… Обнажился след кайла: острый стальной зуб в
самом деле нарушил непрочную корочку самоцвета и на полногтя вошёл в его тело,
оставив на переливчато-нежной поверхности грубый след.
– Ты рубил? – хмуро спросил Шаркут меднокожего.
Невольник попятился. Но, видимо, Шаркут угадал, потому что
другие рабы отскочили ещё дальше прочь, оставляя виновного с распорядителем
один на один. Замерший в страхе Каттай ждал, что его всесильный покровитель
выхватит из-за пояса кнут, но тот обошёлся без оружия – одним кулаком. Ему не
потребовалось замаха. Каттай не успел даже толком увидеть, что именно содеял
Шаркут. Меднокожий просто улетел на несколько шагов прочь и свалился к ногам
своих товарищей. Его нос превратился во влажный бесформенный ком, брызгавший во
все стороны красным, глаза закатились. Какое-то мгновение Шаркут неподвижно
стоял возле освещённой стены, под обжигающими открытой ненавистью взглядами
рудокопов. Ну-ка, мол, чья возьмёт?.. Кто отважится броситься, кто хотя бы
шёпотом выговорит: «Ублюдок!»?.. Ну?!.
Их было не меньше пятнадцати человек, все с зубилами и
кайлами в руках, но с места не двинулся ни один.
– То-то же, – вслух выговорил Шаркут. Повернулся и
в сопровождении трепещущего Каттая вышел вон из забоя. Каттай прошёл мимо
Дистена, но не решился ни заговорить с ним, ни даже поднять на саккаремца
глаза. За их спинами невольники возобновили работу.
Способность видеть сквозь недра не обманула Каттая.
Прекраснейшие опалы в самом деле начали попадаться один за другим, причём
именно в том порядке, в каком он предсказал их появление. Сперва чёрные, таящие
невероятную радугу, – счастливые камни, в чьей власти острота зрения и
укрощение подлых страстей. Затем огненные, созерцание которых гонит прочь
обмороки и грусть. Ради лучшего из них, высотой почти в человеческий рост,
пришлось расширять выход наверх. Камень мягко закутали, взвалили на волокушу и
со всеми предосторожностями отправили гранильщикам Армара. Там его очистят от
корки и загрязнённых кусков, бережно отшлифуют… Но даже теперь, необработанным
и нетронутым, самоцвет обещал далеко превзойти прославленную «Мельсину в огне».
Чего доброго, прежний камень ещё вынесут из Сокровищницы и продадут, а новый
установят на его месте под именем «Славы Южного Зуба». Как знать!..
…За огненными опалами последовали царские, названные так
оттого, что именно ими была с давних пор увенчана корона аррантского Царя-Солнца, –
тёмно-красное ядро с изумрудно-зелёной каймой. Цвета, излюбленные не только
высшими Домами просвещённой державы…
Каттай очень пёкся о судьбе «своего» забоя: не иссякает ли
снова? И если так, то не сочтёт ли господин Шаркут добытые богатства слишком скудными
и не могущими послужить половиной Деяния?.. Его мучили смутные опасения. Он не
понимал их природы, только то, что день ото дня они становились сильнее. Не
жалея ног, он спускался на двадцать девятый, в жару, духоту и подземную вонь.
Иногда – сопровождая распорядителя. Иногда – в одиночку.
Однажды Каттай пришёл туда и увидел, что все рудокопы в
забое прикованы за ошейники к длинной цепи, укреплённой возле «чела». Лица у
всех были как у приговорённых, и работа, понятно, двигалась куда медленнее, чем
накануне. Лишь нескольким позволено было передвигаться свободно. Трое налегали
на крепкие лаги, взваливая на волокушу очередной крупный камень, даже сквозь
напластования грязи мерцавший алыми бликами в молочно-голубой глубине. Ещё трое
тачками вывозили пустую породу. Эта работа считалась наиболее лёгкой. Каттай
присмотрелся и с ужасом увидел на спинах у всех шестерых свежие следы кнута.
К его некоторому облегчению, присматривал за рудокопами
знакомый надсмотрщик – Бичета, и Каттай отважился к нему подойти.
– Господин мой, что случилось? Почему все закованы?..
Бичета передёрнул плечами. Мальчишка-лозоходец был рабом,
однако этот раб носил серебряную «ходачиху», и сам Шаркут ему
покровительствовал. Поэтому Бичета неохотно, но всё же ответил:
– По приказу распорядителя. За непокорство.
«Сохрани и помилуй Лунное Небо! За непокорство?..» Каттай
ужаснулся ещё больше и не отважился на дальнейшие расспросы. Он посмотрел на
Дистена, работавшего дальше всех от «чела». Вот уж кто был, по мнению Каттая,
воистину добрым рабом! Это верно, старый горшечник когда-то убил негодяя,
причинившего его семье зло, но законное наказание принимал с твёрдостью и
достоинством… Чтобы такой человек да вдруг взялся проявлять непокорство?..
Выждав, Каттай подгадал время, когда Бичета ушёл сопроводить
до подъёмника вновь выломанную самоцветную глыбу, и подбежал к Должнику:
– Дядя Дистен!.. Чем вы все здесь провинились?..
Взгляд саккаремца показался мальчику каким-то далёким.
– Вчера, – медленно ответил горшечник, – один
из нас увидел на стене тень. И это была не его собственная тень, малыш. Она
грозила рукой – вот так – дескать, уходите поскорее отсюда! – и у неё
торчал на спине горб. Я не буду тебе говорить, о чём мы сразу подумали. Сегодня
мы замешкались перед входом в забой, а когда нас погнали вперёд, шестеро
попытались войти сюда раньше других. О чём подумали надсмотрщики, я тебе
говорить тоже не буду. Этих шестерых тотчас отделили и наказали, и я уверен,
что покойные матери тех, кто порол… Ну да Богиня их, впрочем, наверняка уже
простила… а остальных посадили на цепь. Вот так, малыш…
– Дядя Дистен! – взмолился Каттай, против воли
чувствуя себя в чём-то непоправимо виновным. – Дядя Дистен, ты потерпи! Я
тебя обязательно выкуплю!..
Ответить Должник не успел. Возле входа в забой появился вернувшийся
Бичета, и прикованные рудокопы усерднее застучали кирками. Никому не хотелось
лишний раз испробовать на себе его кнут. Каттай поспешно отошёл от Дистена,
чтобы не навлечь на него гнев надсмотрщика, и пробрался к самому «челу».
Оттуда как раз извлекали очередную бесформенную глыбу,
таившую внутри самородок Пламени Недр. Каттаю не требовалось полсуток
путешествовать по переходам и шахтам, чтобы взглянуть на уже обработанные
камни, он и без Армаровых гранильщиков знал: чем дальше, тем чище, крупнее и
ярче становились опалы. Вот и этот камень: половина его была белёсо-голубой и
таила внутри алые и зелёные отблески. А другая половина… В ней голубизна и
двойная игра цветов сходили на нет, уступая место зёрнам мозаики всех мыслимых
переливов. Эти зёрна были подобны ночному сиянию в небесах, о котором,
вспоминая родной остров, рассказывал бедный Ингомер…
