– Я тоже стёр ноги!.. – рычал между тем
Корноухий. – Дома мы, бывало, таких домашних любимчиков… Которые задницу
готовы лизать за сладкий кусок…
– Вот тут ты не прав, – спокойно возразил
Рыжий. – Ты ведь тоже всё слышал. Мальчишка ни о чём не просил. Ему
сказали – лезь в повозку, он и полез…
На самом деле Рыжий Каттаю даже нравился. Он был
единственным, кто за миску каши говорил ему «спасибо», и некоторым образом
чувствовалось, что человек он учтивый, быть может, даже образованный. Но сейчас
они с Корноухим рассуждали так, словно Каттая здесь вовсе не было. Так
позволительно вести себя свободным господам на торгу, когда они выбирают раба и
спорят о его достоинствах: один, как водится, хвалит, а другой всем недоволен.
Каттай ощутил не то чтобы обиду – ему давно объяснили, что потомкам пленников
как бы не положена утраченная их предками гордость. На него просто напала
глухая тоска: «И зачем они говорят обо мне так, ведь, во имя Лунного Неба, я
никому из них плохого не сделал?..» Он отвернулся и, стараясь опираться в
основном на колени, пополз обратно под полог.
Скоро ему повезло. Примерно посередине обнаружилось место,
где тяжёлые мешки, наваленные один на другой, неожиданно открывали сплетённое
из толстых веток дно повозки. Солнечные лучи косо стлались над землёй, и внизу
можно было разглядеть колеи и неспешно проплывавшую траву. Здесь Каттай
облегчил наконец свою телесную надобность. Как раз когда он наново подвязывал и
поправлял шаровары, повозка в последний раз охнула, наехав на кочку, и
остановилась совсем. Впереди сделались слышны голоса. Каттай пробрался ещё
дальше вперёд, оказавшись прямо за спиной возчика, и выглянул сквозь кожаную
шнуровку.
Он сразу увидел господина Ксоо Таркима. Тот сидел на своей
лошади, перекинув в знак миролюбия левую ногу через седло, и разговаривал с
двумя мужчинами, стоявшими возле дороги. Немного поодаль щипал травку ослик,
впряжённый в оглобли. Тележка на двух больших деревянных колёсах напомнила
Каттаю кое-что виденное ещё дома: её кузов представлял собой прочную и довольно
большую – каждая сторона почти в размах рук – клетку. В городе Гарната-кат, где
жил раньше Каттай, во дни больших праздников в таких клетках возили по улицам
леопардов из зверинца государя шулхада. Клетка и теперь была не пуста. Только
вместо опасных диких зверей в ней сидели двое мальчишек немного старше Каттая.
Русоволосые и светлоглазые, они сперва показались Каттаю близнецами. Один из
них просто сидел, свесив между прутьями ноги. Второго держал за шею ошейник,
крепившийся короткой цепью к угловой стойке.
– Поторопись, почтенный, ибо солнце скоро
закатится, – говорил один из мужчин, такой же стройный и чернобородый, как
и Тарким, – а мы – добропорядочные торговцы и не заключаем сделок после
ухода Надзирающего-за-Правдой!
– Потороплюсь, – невозмутимо ответствовал Ксоо
Тарким, – если только вы убедите меня, что мне в самом деле пригодятся эти
двое оборвышей. У меня в караване и так уже есть малолетний раб, с которым я не
знаю, что делать. Я купил его исключительно из сострадания к другу. Но это по
крайней мере учтивый и преданный мальчик, из которого добрый господин с
лёгкостью воспитает слугу для личных покоев. А ваши, как я посмотрю, сущие
зверёныши! Их ещё учить и учить хорошему поведению, да и то – скорее палку
сломаешь. Какого хоть они племени?
Путешественники беседовали на языке Саккарема, хотя лишь
один из них был уроженцем этой страны. Но справный купец, ездящий повсюду,
знает, что не видать ему удачи в делах, если не овладеет он речью трёх великих
торговых держав: просвещённой Аррантиады, блистательного Саккарема и вечно
воюющей страны чернокожих – Мономатаны. Таркиму ответил второй, коренастый,
наделённый рано наметившимся брюшком:
– Мы не спрашивали этих невольников сами, ибо не можем
с ними объясниться, но человек, продавший их нам, утверждал, будто они принадлежат
к диковинному народу, обитающему далеко на севере, там, где всё время ночь и
зима. Тот человек именовал сей неведомый народ «веннами»…
Тарким не позволил себе показать даже тени любопытства.
– Там, куда я веду своих рабов, – проговорил он не
без некоторой брезгливости, – не нужны будут диковинки, годные только,
чтобы их показывать на базаре. И там вряд ли обрадуются заморышам, измождённым
от долгого заточения в клетке!
Однако его собеседники уже поняли: если бы их предложение
совсем не заинтересовало хозяина каравана, он давно бы раскланялся и уехал себе
дальше. Но нет ведь – терпеливо сидел, перекинув ногу через седло, в то время
как пегая кобыла ощипывала приглянувшийся куст, а рабы, прикованные к длинной
цепи, усаживались на землю передохнуть.
– Эти подростки только выглядят необученными
зверёнышами, почтенный. На самом деле они не отказываются от пищи и, видимо,
окажутся способны кое-что понимать, конечно, если попадётся хороший наставник…
Тарким рассмеялся:
– О-о, в Самоцветных горах, как я слышал, наставников
всего двое, но оба такие, что способны управиться с каким угодно строптивцем.
Люди говорят, их зовут Голод и Кнут. А скажите-ка, почтенные, если ваши юные
рабы столь многообещающи, почему вы их держите в клетке? Неужели эти славные
дикари всё-таки пытались бежать?
– Мы скажем тебе правду, как подобает добропорядочным
торговцам, хотя эта правда и не является украшением для нашего товара. Они
вправду пытались бежать, и не однажды. Тот, что сейчас сидит на цепи, к тому же
ещё и кусается, точно самая злобная из собак. Зато оба отменно жилисты и
сильны, и ты, благородный сын Ксоо, ещё вспомнишь нашу встречу добром. В
рудниках ты поистине возьмёшь за них хорошую цену…
– Тогда почему, – поинтересовался Тарким, –
вы не отвезёте их туда сами? Даже если я их куплю, я ведь не заплачу вам за них
так щедро, как заплатили бы там!
– Увы, третий, путешествующий с нами по дорогам земли,
заболел, – ответил чернобородый. – Мы, право же, опасаемся, что не
успеем туда и обратно до снега.
– И почему я вечно выручаю кого-нибудь из
беды?.. – вздохнул Ксоо Тарким. – Сколько же вы, мои почтенные,
просите за этих худосочных мальчишек, наверняка утративших подвижность и притом
ещё непослушных?..
Владельцы невольников обрадованно начали торг. Каттай жадно
следил из повозки за тем, как прихотливо колебалась цена, как разговор
перескакивал с достоинств товара к сочетанию благосклонных звёзд на следующий
месяц – и затем обратно. Каттаю почему-то очень хотелось, чтобы Тарким купил
обоих подростков. Может быть, оттого, что в караване у него совсем не было
сверстников. Вдобавок Тарким казался справедливым и милостивым господином. По
крайней мере умеющим вознаграждать за добрую службу. «Если твой новый хозяин
будет к тебе слишком строг, да не смутит это тебя и да не отвратит от праведного
служения, – наставляла мать. – Порою Лунное Небо посылает нам
испытания, решая о нашей судьбе и о судьбах наших потомков…»
Наконец Тарким и обрадованные торговцы ударили по рукам:
двое мальчишек, клетка и ослик переменили владельцев.
