Считалой возле деревянной воронки нынче стоял надсмотрщик
Бичета. Он тоже беспристрастно вёл свои записи, но большинство мальчишек его
недолюбливало. Только нескольким самым взрослым, сильным и наглым он был по
душе. Когда привозили еду, Бичету всего менее заботило её справедливое
распределение. Ещё не хватало возиться! Поскорей вывернуть всю корзину прямо на
землю – расхватывай, кто сколько успеет…
Тут уж вступал в силу закон, неизбежно возникающий на любой
каторге – под какими небесами и в каком летосчислении она бы ни находилась:
«Сдохни ты сегодня, а я завтра!» Сильные становились сильнее. Слабые – ещё
больше слабели.
По первости, когда Гвалиор поставил подбиральщика Аргилу в
напарники со Щенком, маленького сегвана не трогали даже самые отъявленные
наглыши. Все помнили свирепую драку двух веннов, начавшуюся из-за Аргилы. Все
видели, какие тележки в одиночку таскал упрямый Щенок. Он не был задирой и
целыми днями молчал, но связываться с ним ни у кого охоты не возникало.
Потом те, кто присматривался, заметили: сопливец-сегван
никаким особым расположением Щенка, оказывается, не пользовался. Венн мимо него
проходил, как мимо пустого места, не глядя. Кто-то решил – это оттого, что
из-за него довелось рассориться с соплеменником. Другие подслушали разговор
Щенка с Гвалиором: «Почему с Аргилой не работаешь?» – «Он сегван!..» А один
парень, пятнадцатилетний уроженец Северного Нарлака, запоздало припомнил
рассказанное когда-то Волчонком: «На них прошлой весной морские сегваны напали,
весь род до смерти перебили…»
Этот парень – звали его Сфенгар – не отличался великим умом.
Зато у него вовсю росли усы, и кормёжка в стражу Бичеты была для него сущее
удовольствие, случай наесться почти досыта. Обобранные редко отваживались
противиться. А когда всё же отваживались – он их легко вразумлял.
В его родной стране, Нарлаке, был край, именуемый Змеевым
Следом. Теми местами всякий год – да не по одному разу – проносились жуткие
смерчи, поднимавшиеся из моря. Крутящиеся хоботы ломали деревья, опрокидывали
скалы, изменяли течение рек. Оттого внутри Змеева Следа не было ни городов, ни
деревень. Зато там мыли золото, встречавшееся в покинутых руслах, –
жестокие бури переворачивали землю, точно целые орды землекопов с лопатами, и
тот, кому сопутствовало везение, вполне мог в одночасье разбогатеть. Сбежавший
из дому мальчишка примкнул было к одной бродячей артели охотников за золотом,
но не столько работал или помогал, сколько втихаря таскал у других намытый
песок. Попавшись наконец, Сфенгар был крепко избит и выгнан с пожеланием
затеряться в Проклятых Снегах. Так оно с ним, собственно, и произошло. Он
пристал к разбойникам, грабившим вольных старателей… и вместе с ними угодил в
руки воинам, присланным одним из государей Северного Нарлака. Молодой полководец
Альпин известен был тем, что с душегубами не церемонился. Главаря удавили
петлёй и зарыли прямо на месте, а остальную шайку продали в рабство. Кого куда.
В том числе и в Самоцветные горы.
Здесь Сфенгар увидел, как иные его сверстники становились
надсмотрщиками. Ему тоже захотелось ходить с кнутом и в крепкой одежде, а не в
дырявом рванье. Беда только, господин Церагат, почему-то сразу отличивший
Волчонка, на него никакого внимания не обращал.
Что ж, были другие способы насладиться силой и властью! Сопляка
Аргилу, попытавшегося сунуться за рыбёшкой, отшвырнул прочь меткий пинок. Когда
же подбиральщик поднялся и опять было полез в общую давку, его остановил сжатый
кулак молодого нарлака. Бить даже не пришлось – хватило и зрелища. Былой
воришка держал в другой руке сразу три рыбки.
– Проголодался?.. – ласково спросил он Аргилу. И
помахал своей добычей у него перед носом: – Всем здесь хорошо, только
хорошеньких девочек что-то я давненько не видел… Ну так как? Понял? Будешь моей
хорошенькой девочкой?..
Маленький сегван отчаянно замотал головой и попятился. Потом
остановился. В животе у него от голода звенело, точно в пустом котелке, по
которому ударили камнем. Он видел других невольников – как правило, молодых и
пригожих, которые становились «девочками». Это были самые униженные создания,
рабы рабов, потерявшие даже своё последнее право – привилегию называться
мужчинами. «Девочки» вызывали у него жалость и отвращение пополам с ужасом, они
казались чем-то непоправимо замаранными… Но… их некоторым образом ценили и
оберегали… с ними делились едой…
От этого было только страшнее, как будто люди, больные
смертельной болезнью, получали от неё выгоду и удовольствие.
Аргила заплакал, не в состоянии ни податься навстречу, ни
уже окончательно повернуться и убежать. Костлявые рыбёшки, в которых обычный
едок уловил бы и плесень, и весьма скверный посол, в этот миг были для
несчастного подбиральщика олицетворением всего самого вкусного и
спасительно-сытного. Что в конце концов победило бы – отвращение или голод?..
Это осталось неизвестным. Судьба, до сих пор не слишком-то милосердная к
маленькому сегвану, нежданно расщедрилась и избавила его от тягостного решения.
– Ну? – Сфенгар снова помахал рыбёшками и сам
сделал шаг к своей жертве. – Пойдёшь со мной, мой хорошенький? Уж я тебя
не обижу…
Рядом с ним стояли трое его ближних друзей – конечно, тоже
нарлаки, ибо на руднике всякий искал себе земляков. Друзья выглядели такими же
мордастыми, как их предводитель. Они слышали краем уха, будто где-то на
приисках были невольники, которые никогда не работали сами. Дневной урок за них
выполняли другие, боявшиеся умереть ночью от удара цепью по голове или от
гвоздя, вбитого в ухо. «Вселяющие страх» и в неволе жили неплохо… Когда-нибудь
они четверо тоже станут такими! Даром, что ли, уже теперь надсмотрщик Бичета
смотрел на них благосклонно и даже не думал вступаться за мальчишку-сегвана. А
что ему? Если невольники запуганы и забиты – только легче службу нести…
В это время из ворот штольни появился Щенок. Тридцать вторая
тележка, означавшая право передохнуть и поесть, далась ему нелегко. Он опоздал
к раздаче и теперь устало бежал по заснеженной дороге – удастся ли схватить
хоть что-нибудь, хоть отлетевшую рыбью голову? Или, если повезёт, заметить
целую рыбку, кем-то оброненную в толкотне?..
Со дня драки с Волчонком Аргилу он старательно не замечал.
Но никуда тут не денешься, это закон: если поклялся кого-то или что-то не
замечать, на самом деле только за ним и следишь. Щенок сразу увидел
происходившее между мальчишками. Его никто не просил вмешиваться, ему не было
дела до невезучего сына ненавистного племени… Он подошёл к Сфенгару сзади и
сгрёб его за плечо.
До сих пор они ни разу не сталкивались. Сфенгар не трогал
Щенка и не пытался его задирать, предостерегаемый, вероятно, неким безошибочным
животным чутьём. Ну а венн с самого начала держался особняком.
И вот теперь – сошлись. Из-за чего же? Из-за ничтожного,
грязного, маленького сегвана. До которого Щенку, как он сам заявил, не было ни
малейшего дела. Однако Сфенгару показалось, будто на плече у него сомкнулись
клещи. Мальчишка-венн был тощим, но крепким и жилистым – иначе надселся бы за
своей полуторной тележкой уже давно. Сфенгару потребовалось усилие, чтобы его
отшвырнуть, не выронив при этом рыбёшек, зажатых в кулаке.
