– Может, с небес живут?
– Не, не тот вариант, южнее КПП «краснухи» не падают. К востоку сбрасывают, это да, как и на западе, в степи, к сталкерам. Один раз прямо в черте города бочка приземлилась, на Овражной улице, представляешь? Народ из-за неё чуть не передрался… В той стороне, – он указал левой рукой, правой крепко удерживая «мосинку», – красных куполов ещё никто ни разу не видел.
– Гм… Значит, у ЦУПа здесь мёртвая зона, тянущаяся до условного Гамбурга или Франкфурта-на-Клязьме… – произнёс я себе под нос.
– Что ты сказал? – не расслышал часовой.
– Ничего особенного, рассуждения вслух.
Итак, у нас имеются предположительно воинственные германцы, мутные сектанты и возможные речные варяги-живорезы. Замечательный набор страшилок.
– Не, я бы там жить не смог.
– Я тоже, – поддакнул мне рекрутированный лавочник. – Только мы-то с тобой люди нормальные, а на этих хуторах живут чокнутые.
– М-да… А сталки у тебя тут часто появляются?
– Регулярно, – согласно кивнул он головой. – И через северный въезд заходят, и тут, на южном бывают. Не бароновцы, конечно, и не вольняшки, а нормальные, законные. Иногда на своих танках прикатывают, как там их называют-то…
– Шушпанцеры, – подсказал я.
– Точно! Сталки от реки двигаются, по тропке, вдоль периметра. У каждой ватаги есть свои снабженцы, их знают в лицо.
– И ты знаешь?
– Не всех, конечно, я ведь на посту только ночами стою, когда спокойно, – он, перестав стесняться, с выдохом облегчения сел на лавку, достал из кармана деревянную курительную трубку и принялся набивать её резаным самосадом.
– И сегодня никого не будет, ты последний, кого я увижу… Кстати, парни недавно заметили у одного из сталкерских снабженцев самый настоящий «шмайсер»! Ну, не «шмайсер», так MP-40.
– Вот как? Получается, сталкеры контактируют с немцами? – с искренним интересом спросил я.
– Сам знаешь, эти шакалята везде шастают, ничего удивительного, в общем-то, – проворчал мой собеседник, с видимым удовольствием затягиваясь ароматным дымом. Я под такой соблазн тоже вытащил сигарету.
Разговор как-то сам собой прекратился.
Я в очередной раз всмотрелся в ночную мглу на юге, пытаясь обнаружить там хоть один мерцающий огонёк. И сразу прекратил, опасаясь разглядеть где-то на горизонте россыпь чужих огней. Что за чертовщина!
Нет, в гарнизоне намного спокойней… Принято считать, что севернее Пятисотки людских общин, анклавов или ферм нет, недаром магистраль заканчивается сразу за Дуромоем. Скорее всего, там действительно никто не живёт, ведь за все годы существования поселения с севера, северо-запада и северо-востока не просочилось ни капли информации, свидетельствующей об обратном.
От скуки, конечно, можно придумать, что где-то исправно ловят свои баррели амбициозные и труднопредсказуемые американцы или же весёлые ирландцы, с которыми, в случае чего, всегда найдём общий язык. Только это всё лишь предположения. На деле же мы там короли. Есть определённая неизвестность, но нет экзистенциальной опасности, нет соседей с плохой репутацией.
А здесь…
Казалось бы, что особенного в ночных дозорах вполне благополучного сектора? Всё так хорошо и спокойно. Стой себе, неси службу ровно.
И вдруг приходят тревожные вести, что на хутора, стоящие впереди, уже выходили посланники, какие-то страшные воины неизвестного прежде в этих краях племени. Лютые и воинственные. Дали хуторянам срок на эвакуацию, предупредив, что вырежут всех до единого, просто потому, что тут есть ресурсы. Никто не знает, правда это или блеф, сколько у них человек и откуда они явятся…
Каково оно, честно стоять на посту и ждать конца смены, чтобы ближе к ночи с ужасом заметить многочисленные группы силуэтов, движущихся вдоль привычно пустынной дороги? Мрачно надвигающихся безжалостных мужчин с закатанными рукавами, «шмайсерами» у живота и глазами хищников, наконец-то нашедших свою законную добычу. Просто добычу. Причем здесь жалость, ничего личного… Здесь отныне находится зона жизненно важных интересов этого племени! Никого не пощадят.
Это на Земле германцы, надёжно скованные жёсткими правилами Евросоюза и постоянно контролируемые США, были плюшевыми, пушистыми и совсем не агрессивными. И то соседи их побаивались… Получив на Жестянке Новый Шанс и своеобразную свободу, они почти наверняка обратились к историческому стереотипу поведения. Немцы хорошо помнят все свои победы и поражения, знают свои способности и возможности тевтонского духа. Вспомнят и о Новом Рейхе.
Слишком уж ценен ещё один ресурс глобальной поставки – огромное боевое поле с баррелями-ресурсниками, сектора разброса красных бочек и накопленное за годы в большом объёме ценное имущество…
Мне вдруг вспомнился малоизвестный исторический рассказ Конан Дойля, непонятно, когда читаный, в детстве или уже в зрелом возрасте. Обстоятельства начисто стёрлись из кастрированной памяти, а вот текст остался, настолько он меня, видать, пробрал… Тот рассказ, где одинокий отшельник, живущий на восточной границе Римской империи, где-то там, где ныне расположились Румыния и Молдавия, спрятавшись в пещере от так надоевших ему людей, одной ясной ночью вдруг увидел в степи перед собой целое море огоньков. Это были костры гуннов, идущих огромным войском на Рим. Огни простирались вдоль всего горизонта. И отшельник, плюнув на принципы и собственное упрямство, побежал к людям, крича что есть сил: «Спасайтесь! Гунны, гунны идут!».
– Гунны идут… – прошептал я совсем тихо, словно боясь накликать беду. Часовой услышал, но ничего не сказал.
Тогда я добавил, пытаясь сбросить к лешему этот тревожный морок:
– Скажи, не накручиваем ли мы сами себя? Может это чисто страшилка?
– Хрен там, без всяких накруток хрен, – не задумываясь, ответил помрачневший рекрут. – Все ребята, работающие на посту, уверены, что угроза вполне реальна. Вот так-то, братка.
Вечерний ветерок стих, и поверхность саванны тут же начала отдавать накопленную за день энергию дневного светила. Снова стало немного жарко и душно. Вот и природа как-то не радует… Огонёк висевшей на будке лампады словно стал тусклее. Да и костерок что-то угасает, надо бы дровишек подкинуть. Пора идти к своим, даже удивительно, что рация до сих пор молчит.
– Добра тебе, и спокойной смены.
– Ты куда сейчас?
– Мы в «Полуночном Экспрессе» застолбились.
На самом деле мне совсем не хотелось туда идти. Не то настроение, будь он неладен, этот мрак.
– Хороший кабак, – одобрил часовой. – Но дорогой. Ладно, бывай пока, надеюсь, ещё увидимся.
Кивнув напоследок, я развернулся, поправил на груди «ксюху» и медленно набирая скорость, побрёл вдоль ряда заборов в обратном направлении.
Что за наваждение, за какие-то сорок минут, проведённых мной на посту, заборы стали ещё выше, плохонькие дома, в которых живут обитатели этого нехорошего места, ниже, а некошеная трава и огромные лопухи пустых участков между дворами – гуще. Глаза полностью адаптировались к темноте, поэтому аккумуляторный фонарик я не включал. А вскоре станет немного светлее, облака готовы вот-вот освободить здешнюю Луну. Впереди на Центральной призрачно мерцали огни уличных фонарей, я насчитал аж шесть штук. После темноты южной окраины эта часть Центральной сейчас представлялась мне ярко освещённой Тверской-Ямской или Проспектом Мира, не меньше.
