– Можно подняться на борт? – крикнул я.
Она поглядела на меня сверху вниз.
– Ого! – тускло выговорила она. – Выходит, я знаю то, чего никто больше не знает.
Откуда-то изнутри дома раздался голос ее мужа:
– Отметь в календаре.
Я поднялся по ступенькам и устроился рядом с ней. На веранде два таких раскладных кресла, нам хватит, пока ее благоверный не вздумает присоединиться. Миссис Р. протянула мне коробку хлопьев, я зачерпнул горсть.
– «Хлопья с утра – ура!» – процитировал я рекламный лозунг тридцатилетней, что ли, давности. Скорее всего, эта женщина слышала его впервые. – Что вы такое знаете, чего никто не знает? – спросил я.
– Знает, где ты прячешься, – ответил ее муж, выходя через раздвижную стеклянную дверь. Он принес две чашки кофе, одну вручил мне. Вторая миссис Р. поглядела на мужа в надежде, что другая чашка предназначалась ей. Когда он отпил глоток, она встала и ушла в дом. Рурк уселся в освободившееся кресло. Волосы его были еще влажными и блестели после душа.
– Я знал, что в итоге ты перебежишь ко мне, – сказал он, закидывая ноги на перила. Не очень-то они ухаживали за своей верандой. Дерево пересохло, потрескалось. Две-три доски отошли, а на других угрожающе вспучились гвозди.
– Симпатичный пейзаж, – заметил я. – Нет листьев, все на виду.
Вообще-то деревья на этой стороне шоссе покрывались почками, по крайней мере, некоторые. Но на другой стороне листва уже загустела так, что отсюда едва можно было разглядеть промельки металла и стекла. Тем не менее было ясно, что вся петляющая между деревьями дорога занята автомобилями и фургонами, и, если я не ошибался, на вершине грузовика собирали мобильную спутниковую систему.
– Попробую угадать, – предложил я. – Убита еще одна утка.
– Ты пропустил интервью Лу Стейнмеца местным новостям. Он заявил, что личность злоумышленника им известна.
– Он так и сказал – «злоумышленник»?
Тут я вспомнил, что вторая миссис Р. не вернулась к нам с кофе. Я-то собирался уступить ей свое кресло. Рурк перехватил мой взгляд на раздвижную дверь.
– Не переживай за нее. Она курит свой утренний косячок.
– Шутишь?
– Она ходит обдолбанная с той самой минуты, как мы поженились.
– Ого.
Он кивнул:
– Мне пришлось завязать. Думаю, в этом причина моих отключек.
– Не знал, что ты смолишь.
– Не смолил бы – давно бы покалечил тебя бейсбольной битой.
– Значит, зря завязал, – сказал я.
Он фыркнул.
– Сделай одолжение, никому не говори, что побывал тут. Годами я клялся во всеуслышание, что если ты заявишься сюда, я сброшу тебя с веранды и полюбуюсь, как ты катишься до самого шоссе.
Я знал, какая роль отведена мне в этой драме. Я привстал и заглянул через перила, демонстрируя должное уважение к фантазиям Пола. Далеко пришлось бы лететь. Если сразу не шарахнешься головой в дерево, так и будешь лететь до самого шоссе.
– Вряд ли тебя это заинтересует, но сегодня утром мне звонил этот поц Герберт, – сообщил Рурк. – Профсоюз сумел раздобыть копию списка.
Я с минуту смотрел на Пола и только затем ответил:
– Мне показалось, ты мне поверил, когда я сказал, что списка нет.
– Не совсем так, – поправил он. – Ты сказал, что не составлял списка. Этому я поверил.
– А теперь ты говоришь, что список существует.
– По каждой кафедре.
– В том числе по английской?
– В том числе по английской.
Я обдумал его слова.
– Я тронут, преподобный, – сказал я, и это была чистая правда.
Теперь он долго смотрел на меня.
– Чем, бога ради?
– Прежде ты всегда твердил, что я лгу.
– Ты всегда лжешь.
– Но на этот раз ты мне поверил.
Он пожал плечами:
– Один-единственный раз.
Мы помолчали.
– Лучше назови мне имена. Я поеду к Джейкобу.
– Чертов Джейкоб.
Вообще-то, когда я упомянул Джейкоба, у меня тоже стало скверно на душе.
– Позвони Герберту, – устало предложил Рурк. – Пусть он тебе скажет. Или Тедди. Небось крошка-сплетник уже в курсе. К тому же трое из четырех были вполне предсказуемы.
– Илиона?
– Номер первый.
– Финни?
– Второй.
Я сделал глубокий вдох:
– Неужели Билли Квигли?
– Три из трех.
– И кто-то, кого я не сумею угадать?
Он пожал плечами, все так же присматриваясь ко мне:
– Может, ты угадаешь. Я не сумел.
Тут стеклянная дверь раздвинулась и явилась вторая миссис Р. с третьим шезлонгом в руках. Лицо у нее было красное, она издавала то странное хихиканье, что производят некоторые любители косяков, когда уже не могут больше сдержаться. Рурк бесстрастно изучал жену, пока та раздвигала кресло на другом конце веранды.
– За все приходится расплачиваться, – проговорил он, и не было нужды так уж близко его знать, чтобы догадаться, что он вспоминает первую жену, милую и не слишком умничающую женщину, которую он унижал, пока она не сбежала от него, освободив место для второй миссис Р.
Я отодвинул свое кресло и встал.
– Кстати, это твоя псина бегает без призора?
– Оккам? Нет, он дома.
– По-моему, я недавно видел его в саду Чарлин. Значит, тут водится еще одна белая овчарка. А как тебе удалось выбраться и проскользнуть мимо репортеров?
– Ты же меня знаешь, преподобный, – сказал я. – Когда кажется, будто я загнан в угол…
Он кивнул, подтверждая, что знает, какой я скользкий и ушлый.
– Герберт призывает преподавателей проголосовать сегодня за забастовку.
– За неделю до конца семестра?
– Тем самым выпускники останутся без дипломов. Единственное эффективное политическое действие, на какое мы способны.
– Герберт оказался в списке своей кафедры?
– Он говорит, да.
Я кивнул и отважился улыбнуться:
– Неплохой список, судя по всему.
Я стоял у перил, за спиной – высокий обрыв вплоть до шоссе, так что я был рад, когда Рурк улыбнулся в ответ:
– На мой взгляд, прекрасный. От начала до конца. Я почти что готов за него проголосовать.
Вторая миссис Р. снова зафыркала. Дымок, отдающий марихуаной, тонкой струйкой поднимался к небу из ее угла веранды.
