Тони почему-то не продвигался к веранде, а перегнулся через капот своей машины и что-то рассматривал. Уже настала ночная тишина, и я слышал, как потрескивает, остывая, мотор. С тех пор как уехал Рассел, похолодало. Оккам дважды крутанулся вокруг своей оси, рухнул на пол, вздохнул и спрятал морду между лап.
– Поднимайся.
– Сейчас приду, – пообещал Тони, однако с места не тронулся. – Сначала попытаюсь разгадать загадку.
– Ладно, считай, я купился, – сказал я. – Какую такую загадку?
– Откуда на крыше твоего авто взялась блевотина. – Он ткнул пальцем.
Тони припарковал свой автомобиль бок о бок с моим, и теперь, когда он мне показал, я увидел, что так оно и есть. Всё мой отец виноват. Если бы гараж не был завален его книгами, там стояла бы моя машина – в безопасности.
Тони подошел ближе, чтобы исследовать блевотину.
– Свежая. Полицейские эксперты установили бы время – не более часа.
Я не удержался от смеха.
Тони поднялся по ступенькам веранды, прошел сквозь раздвижные двери в кухню и вернулся с двумя стаканами, один вручил мне.
– Алкоголь, – заговорщицки сообщил он, предъявляя мне бутылку. Четверть галлона дорогущего кентуккийского бурбона, трети уже недостает. Даже при слабом освещении на веранде я увидел, что глаза Тони налиты кровью и что пить он начал без меня.
– Когда прикончим эту, я знаю, где раздобыть еще.
Он поставил бутылку, подался вперед, упершись руками в перила, снова уставился на мой автомобиль.
– Блевун сидел на этом кресле, – сказал он, осмотрел свои руки в поисках дополнительных улик и обтер их о штаны, прежде чем налить нам по изрядной порции бурбона. Я сделал глоток – о лучшем напитке и мечтать нельзя. Билли Квигли, случись он тут, пролил бы слезы религиозного умиления.
Тони в упор смотрел на меня:
– Невысокого роста. Левша. Хромает. Служил в Индии. Это элементарно, однако больше я пока ничего не могу сказать, разве что – недавно он ел спаржу.
Пока Тони занимался этой загадкой, я решил другую, которая весь день болталась на периферии моих мыслей.
При виде Тони недостающий кусочек встал на место. Девушка на заднем сиденье полицейского автомобиля – это та же девушка, на которую я наткнулся в прошлый четверг, когда ушел от Тони, та рослая особа, не испугавшаяся меня на дороге в три часа ночи и заявившая, что я не он. «Он» – теперь я понял – Тони, и я также сообразил, что направлялась она к его дому. Я припомнил телефонные звонки, которые неоднократно вытаскивали Тони из джакузи, и как после очередного звонка он оставил трубку висеть на шнуре, – видимо, это и побудило девицу искать личной встречи. Также я вспомнил, как Мисси Блейлок настойчиво уговаривала меня расспросить Тони о том, что произошло после моего ухода. Окончательный вывод: должно быть, нынче девица ворвалась к Тони в аудиторию, полиция силой выдворила ее из кампуса, и в результате Тони вынужден был отменить наш запланированный матч по ракетболу. Уильям Оккам был бы доволен таким рассуждением: оно охватывает основные известные нам факты, не вступает в противоречие ни с одним из них и не усложняет без необходимости. Но моей теории недоставало резонов, побудительных мотивов, истины, скрывающейся за известными фактами. Былой писатель во мне хотел бы знать, насколько удастся приблизиться к глубинной истине, следуя за пунктиром фактов?
Не так уж близко, вероятно. Пародия на расследование, которую Тони разыграл вокруг блевотины на капоте моего автомобиля, напомнила, сколь велик разрыв между фактами и подлинным пониманием их смысла. Каким образом Тони мог бы догадаться о Расселе и Джули, о крахе их брака, о гибели их любви? Наши душевные муки никогда не бывают простыми. Уильям Оккам, снабдивший человечество факелом разума, при свете которого нам следует изучать мир физических объектов, сам воздерживался от применения бритвы к иррациональному, где сущности множатся, словно вирусы под микроскопом. Рассел не коротышка и не левша, он не служил в Индии, он не хромает и, возможно, даже не ел спаржу, но с какого-то момента практически любой набор случайных деталей имеет шанс не хуже всех прочих оказаться истинным.
Ограниченность интуиции, фантазии и превращает людей вроде Уильяма Генри Деверо Младшего в автора единственной книги, как я опасаюсь, и, возможно, поэтому сегодня я завидую Рейчел. Хоть я и сказал своей литагентше, что не завидую, на самом деле это не так. Не успеху Рейчел я завидую – моя ревность относится не столько к успеху, к подтверждению таланта, сколько к той необходимой художнику самоуверенности, которая из них проистекает. Прежде Рейчел сплошь состояла из вопросов, но сегодня она ощутит наконец, что обладает ответами, увидит некоторые паттерны достаточно отчетливо, чтобы убедительно описать их детали. Она допустит вероятность того, что утлое суденышко ее таланта вполне способно плыть по морю. Не поддаваясь волнам сомнения, которые грозят потопить всех мореплавателей, она отважно развернет свой парус по ветру. И вот тот миг, когда это произойдет, – ему я завидую.
Тони как-то странно смотрел на меня, и я понял: только что у меня случился очередной провал. Как обычно в таких случаях, я сверился с часами, пытаясь сообразить, долго ли я отсутствовал. И как всегда, не смог точно ответить на этот вопрос, потому что не успел заметить, когда провал начался.
– Слушай внимательно, – велел Тони. – Мы затронем сейчас сложную тему.
Я был рад это слышать. Ничто не могло бы доставить мне большего удовольствия, чем мысль, что Тони явился для важного разговора и готов к нему приступить.
– Я тут обдумывал тайну человеческой привязанности, – сообщил он в виде преамбулы.
Я кивнул:
– Это прогресс. На прошлой неделе ты думал о совокуплении.
– Я подумываю отказаться от совокупления, – сказал Тони – по своему обыкновению, убийственно серьезно.
– От акта или от темы для разговора?
– И от того, и от того. Обсуждать эту тему с тобой и раньше особого смысла не было, а теперь я пришел к выводу, что акт может помешать мне обрести мое истинное призвание, а именно религию… Ты смеешься?
– Ты хочешь сказать, что тебе есть что предложить Господу, а не только женщинам?
– У меня с духовным измерением дело обстоит лучше, чем у всех твоих знакомых, – заявил Тони. – Знаешь ли ты, что я каждый день хожу к мессе?
Я ответил правду – что этого не знал. И из сделанного в такой форме заявления Тони я также не мог заключить, правда это или нет.
– Мне есть что предложить в духовных делах. Тайна человеческой привязанности, в особенности желания, принадлежит духовной сфере, пусть и не все это понимают.
Я поудобнее устроился в кресле. Поехали.
– Взять таких мужчин, как мы, – продолжал Тони. – В конечном итоге мы – истинные мужи веры.
– В самом деле?
– Без дерьма.
