– Я подожду внутри, – предложила Мардж, явно чувствуя себя лишней при столь странном разговоре.
Она отыскала ключ и скрылась за дверью, а мать сообщила – голосом, намекающим на конфиденциальность, но при этом отнюдь не приглушенным:
– Твой отец действительно не в лучшей форме. Эта последняя женщина – Вирджиния Вулф – его доконала.
Моя мать идентифицирует всех женщин, с которыми был связан мой отец, по их узкой специальности. Юная особа, ради которой он покинул мать, занималась в его семинаре по Лоуренсу, за ней последовали Бронте и Джозеф Конрад, и, наконец, явилась смерть с косой, то бишь с Вирджинией Вулф.
– Я убеждена: ответственность за его нервный срыв на ней. Известно ли тебе, что прежде, чем его бросить, она очистила его банковский счет и присвоила пенсионные сбережения? Твой отец – нищий.
Она выдержала паузу, позволяя мне задуматься, что же это за мир, где возможны такие злодейства.
– И мне плевать, что они там говорят в больнице. Он еще не оправился. Но и от лечения в стационаре не было больше никакой пользы. Ему требуется нормальная жизнь. Семейная обстановка. Ему нужны его книги и кто-то, с кем он мог бы поговорить о важных для него вещах. Обидно, что до осени он не сможет вернуться к преподаванию, но ничего не поделаешь.
Я заморгал.
– К преподаванию – где? – спросил я, не успев подумать.
– Здесь, конечно, – как ребенку разъяснила мне мама. – Один курс в семестр – полагаю, я не слишком многого жду от университета? Как там зовут этого человека – смешное такое имя, – который всем заправляет?
– Дикки Поуп?
– На следующей неделе мне назначена встреча с ним. Обсудим.
– Лучше не упоминай там меня.
– Не вижу в этом надобности, – отмахнулась она. – Имя твоего отца и без того достаточно весомо, как ты знаешь. И ректор – наш старый друг. Он обещал, что велит этому коротышке Поупу выделить один курс для твоего отца. Им повезло заполучить человека с таким статусом. Понадобится оформить назначение, разумеется, но со всем этим можно разобраться позже.
С тем мы перешли из прихожей внутрь дома, где ждала нас доблестная Мардж.
– А, ну вот, – сказала мама, войдя сквозь двойные французские двери в парадную столовую. От пола до потолка это помещение было застроено книжными стеллажами, и мама, я подозреваю, уже представляла, как столовая заполнится не только книгами, но и людьми – многообещающими выпускниками (у нас в кампусе таковых не имелось), заезжими поэтами или иными знаменитостями (бюджет на такие визиты не предусмотрен), восхищенными сотрудниками кафедры английской литературы, которые будут смотреть в рот моему отцу. (Финни, что ли, будет смотреть?) Она созерцала символ своей веры, и улыбка, расцветшая на ее морщинистом лице, была полна торжества.
– Ох, мама! – не удержался я. – Мне за тобой не угнаться.
У задних ворот кампуса я наткнулся на три как будто праздных автомобиля рэйлтонской полиции, а рядом стояла еще и машина университетской службы безопасности. Первая иррациональная мысль – они ждут здесь, чтобы не допустить меня внутрь, но, очевидно, задача у них была другая: после того как я проехал, первый автомобиль влился в транспортный поток, и три остальных последовали за ним. В последней машине на заднем сиденье, отведенном для правонарушителей, сидела молодая женщина, и когда кортеж проезжал мимо, я успел бросить взгляд на ее лицо – оно показалось мне знакомым, но никак не получалось вспомнить откуда. Не была ли она в толпе зоозащитников нынче утром? И совсем странно – в тот краткий миг, когда я разглядел черты этой молодой женщины, она вроде бы тоже посмотрела на меня и даже, возможно, узнала. Мое ли воображение тому виной или она в самом деле повернула голову мне вслед?
Я припарковался на дальней площадке за Современными языками. У задней двери корпуса, в зоне, где парковка запрещена, скучал красный «камаро». За рулем жена Рурка, очевидно дожидавшаяся возвращения мужа. Хотя окна автомобиля были закрыты, приближаясь, я услышал грохотавшую внутри музыку. Вторая миссис Р. – как всегда, босоногая – закинула одну стопу на приборную доску и шевелила пальчиками. Другой человек, застигнутый в подобной позе, мог бы и смутиться немного, но только не вторая миссис Р. – она сонно улыбнулась мне, когда я помахал ей рукой, и как будто ожидала, что и мне захочется сесть рядом с ней, снять мокасины, посмотреть, у кого какие пальчики на ногах.
В этот момент из задней двери вышел ее муж, увидел меня и произнес:
– Выглядишь дерьмово.
Я поблагодарил его и, к собственному удивлению, услышал, как говорю:
– Послушай, пойми меня правильно, мне твой голос не нужен. Но никакого списка я для Дикки Поупа не составлял.
Зачем я сказал ему это, сам не знаю, ведь я даже с друзьями по этому поводу не объяснялся.
Рурк кивнул, чуть ли не разочарованно:
– Как ни странно, я тебе верю.
– Окей, – сказал я и почему-то почувствовал странное удовлетворение от того, что сумел вот так просто договориться со старинным врагом. Самое приятное чувство за последние дни.
– Но это не отменяет того факта, что ты засранец, – сказал Пол, и узкая улыбка искривила его губы.
– Разумеется, – ответил я. – Никак не отменяет.
Возможно ли, чтобы и Рурк на миг ощутил это неожиданное и удивительное товарищество? Ведь если бы не ощутил, на том наш разговор и закончился бы. А Рурк добавил:
– Ты пропустил бурную сцену на кафедре.
– Между кем и кем?
– Джун и Илиона. Она обозвала его мелким ублюдочным ханжой. Накинулась на него прямо в коридоре.
Как отреагировать на подобные новости?
– Тедди тоже там был?
– Нет, прятался в своем кабинете. Боялся выйти, наверное. А теперь Илиона прячется в своем кабинете.
– Спасибо, что предупредил. Пойду спрячусь в своем.
Он кивнул, как бы соглашаясь, что подобная тактика вполне подходит мужчине вроде меня.
– И какие ощущения в последние часы в роли заведующего этой жалкой кафедрой?
– Очень уж ты уверен.
Он фыркнул и двинулся к «камаро».
– Считать я умею. И не беспокойся – на собрание вернусь.
– Скажи, – крикнул я ему вслед, – а почему ты перестал водить машину?
Меня вдруг осенило: в последние полдюжины раз, когда я видел красный «камаро» – автомобиль, к которому Рурк прежде никого не подпускал, – за рулем сидела вторая миссис Р.
Пол обернулся, похоже прикидывая, как ответить и стоит ли вообще отвечать. Его колебания дали мне понять, что я, сам того не желая, задал чересчур личный вопрос.
– Мне водить нельзя, – сказал он наконец. – У меня примерно с Нового года начались обмороки. Один раз полностью отключился.
