– Марджори! – с порога позвал я. – Скажи мне все, ничего не скрывай. Я выдержу.
Марджори достаточно долго работает в университете (в том числе достаточно долго общается со мной), и ее трудно смутить, но это нахальное приветствие подействовало на нее как мощный хук левой. Она внимательно и критически оглядела меня и сказала:
– Ты хромаешь.
Я хлопнулся на один из стульев, предназначенных для тех, кто вымаливает аудиенцию у декана. Это уже внутренняя часть приемной, сюда допускаются такие лица, как завкафедрой или представитель профсоюза. Снаружи полагается ждать студентам, я прошел мимо них. Они таращились угрожающе. «Не лезь без очереди», – хотели бы они сказать. Кто с этим поспорит? Уж конечно не я, я просто пройду вперед. Парочку я узнал – из утреннего семинара Финни, бедолаги. Наверное, пришли к Джейкобу пожаловаться на дикую скуку этих занятий. Зря тратят время (даже если бы такие, как я, не обходили их без очереди). Джейкоб Роуз и сам не зажигал в аудитории и преспокойно выслушивает эти жалобы на Финни вот уже десять лет. Скучных преподавателей на свете полным-полно, всех не переведешь в деканат.
Наблюдение Марджори верно: я хромаю.
– О, друг мой старинный, – попросил я, – позвольте заглянуть в телефонный справочник.
Она протянула мне книгу. Я нашел телефон своего врача, Филипа Уотсона, зачитал его вслух Марджори, она набрала номер и передала мне трубку. В соседней комнате Джейкоб тоже разговаривал по телефону.
После нескольких гудков мне ответили. Я представился и спросил, можно ли поговорить с врачом. Меня спросили, могу ли я подождать. Ах, если бы, сказал я. В трубке раздалась музыка.
– Марджори, дорогая, мы стареем, и ты и я, – сказал я, разглядывая секретаршу. Ей уже за шестьдесят, но это энергичная женщина. Плоть ее не обвисла, а, наоборот, подобралась, как будто отбросив все лишнее. Почти десять лет назад я играл в гольф с ней и ее мужем, школьным коллегой Лили. Удар у нее был один из лучших, какие я видывал. На сто восемьдесят ярдов от старта прямо по центру фервея третьим вудом. Можно было вешки расставлять там, где падал ее мяч. – Но воспоминания остаются при нас. Те жаркие августовские ночи, когда мы лежали обнаженные на пляже, горячий песок касался прохладной кожи, и лишь звезды над нами. Помнишь?
– Нет, – покачала она головой, – но такое описание мне по душе.
– Уотсон, – заговорил я, услышав в трубке голос Филипа. – Ты мне нужен.
– Хэнк! – Он сразу узнал голос игрока с левого фланга. – И ты мне нужен. На первой базе в этом сезоне. Я уговорил племянника и собираюсь поставить его на левом.
У большинства людей, которые не звонят вовремя врачу, есть на то свои резоны – люди не хотят получить подтверждение своих медицинских страхов. Но если твой врач заодно и капитан летней софтбольной команды, появляются дополнительные причины вне сезона держаться от него подальше. Я рассчитывал встретиться с Филом не раньше июня – а тогда попросту протрусить на левый фланг и таким образом избежать лишних споров.
– А нужен я тебе, потому что ты никогда не являешься ко мне, пока я тебе не понадоблюсь, – продолжал Филип. – Регулярные проверки – и не будет неотложных ситуаций.
– Отлично. Пили меня.
– Что на этот раз?
– У меня камень в мочеточнике, – сообщил я ему и подмигнул Марджори. – Никак не выходит.
Марджори приподнялась:
– Может, мне пока уйти?
– Нет, – сказал я. – Будь тут, подержи меня за руку.
– Что? – удивился Филип.
– Это не тебе. От тебя мне нужен рентген.
– Ты точно знаешь, что у тебя камень, или только подозреваешь? Ты всегда являешься ко мне в полной уверенности, что знаешь свой диагноз, и всегда ошибаешься.
– Я знаю, что не могу помочиться, – сказал я. – Мой отец славится своими камнями. Можешь посмотреть о нем в литературе.
Марджори отодвинула стул.
– Вернусь через минутку, – улыбнулась она и ушла.
– И ты дожидался, пока вовсю разболится, и только теперь звонишь, – угадал Филип.
– Болело на прошлой неделе, – признался я. – Дискомфорт – неделей раньше. На этой неделе у меня того и гляди зубы всплывут.
– Идиот.
– Я рассчитывал дотянуть до конца семестра.
– А в итоге не дотянул до обеденного перерыва.
– Вот, ты все понимаешь.
– Давай через час.
– Буду.
Я повесил трубку и услышал, как то же самое сделал Джейкоб во внутреннем кабинете. Воспользовавшись отсутствием Марджори, я позвонил ему.
– Привет, тупица, – приветствовал я своего начальника.
– Марджори! – обрадовался он. – Ты отлично подражаешь Хэнку Деверо.
Я вошел и уселся в одно из роскошных, обтянутых кожей кресел. Прекрасный офис у моего дружка-декана. Намного лучше моего.
– Ну, как дела в Калифорнии?
– В Техасе, – уточнил он. – Жарко. Девяносто с лишним. И к тому же в Техасе нет евреев.
– Я слыхал, там правила строгие.
– Но такос отличные.
– Еще бы.
Оба мы во весь рот ухмылялись друг другу.
– Так вот, – приступил я, – ты как считаешь, кто мог прикончить этого гуся?
Джейкоб пожал плечами:
– Лу Стейнмец уверен, это твоих рук дело. Я ему сказал, что, на мой взгляд, в честном поединке тебе гуся не одолеть.
– Смотрю, ты в отменном настроении, – заметил я. – Похоже, у тебя все идет по плану.
Джейкоб обдумал ответ, как будто многое зависело от его точности.
– Я действительно получил сегодня утром предложение.
– Поздравляю. Когда отправляешься в Техас?
– Это конкретное предложение не из Техаса. Это совершенно неожиданная вакансия.
По правде говоря, я удивился. Джейкоб славный малый, но ничего выдающегося. Мне казалось, даже переход в другой университет на ту же должность будет для него непростой задачей.
– Как ты вообще оказался снова на рынке? – задал я терзавший меня вопрос. Большинство из нас, пришедших в университет двадцать с лишним лет назад, какое-то время еще продолжали подавать заявки, но затем повышение и постоянный контракт привязали нас к месту, и мы сдались.
– Дикки выпер меня нахер еще в октябре, – ответил он, улыбаясь произведенному эффекту. Джейкоб явно веселился, и я понимал почему: он упал и приземлился на ноги. Вполне возможно, он и сам разделял мою нелестную оценку своей рыночной стоимости и был так же удивлен итогом, как и я. К тому же он сумел сохранить свою отставку в секрете, на что никто из знавших его не счел бы Джейкоба способным. И вот награда: он может сообщить о своем увольнении и о своем триумфе в одной фразе.
