Попытался показать где, но пятно прямо под подбородком, мне его не видно.
– Зайди в уборную, – посоветовал он. – Я тоже плохо справляюсь без Мардж, – добавил он, явно пытаясь меня утешить. Обблеваться – одна из тех неприятностей, что, по его мнению, случаются с женатыми мужчинами нашего возраста без присмотра супруги.
В уборной я смочил под краном бумажное полотенце и попытался отмыть замаранный воротник. Заодно обдумывал, о чем рассказывать «дубам» в классе Лили. К неуспевающим деткам приходят только завязавшие наркоманы да проповедники безопасного секса, объясняла она мне. Им говорят, чего следует избегать, но не к чему стремиться. А еще она посоветовала мне приготовиться к прямым, немудреным вопросам. И отвечать на них надо честно, предупредила она, едва ли предвидя, что меня могут спросить об этом пятне на воротнике.
«Дубы» тревожно шумели, когда я вошел в класс. Лили разыскала пару экземпляров «На обочине». Книги ходили по рукам, не вызывая особого интереса, разве что одна крутая с виду девица в переднем ряду подозрительно прищурилась на меня, перевернула книгу, присмотрелась к фотографии автора, а потом снова вгляделась в меня. «Что за хрень с тобой стряслась?» – вот о чем она хотела меня спросить, это было очевидно.
– Эй! – сказал тощий черный паренек. – Вы же тот тип в телевизоре.
Тут все встрепенулись и оглядели меня уже с интересом.
– Тип с уткой, – признал кто-то.
– Если бы мы такое вытворили, знаете, что бы с нами сделали? – потребовал ответа еще один.
Больше они не умолкали. Я понял, почему Лили нравятся эти ребята. Две секунды – и у них уже пошел собственный разговор. Все трещали, кроме меня. Я для них Розеттский камень: они пытаются меня расшифровать, и помощь им пока что не требуется. Спустя какое-то время они вспомнили про приличия. Лили, должно быть, говорила им, что я гость, что они должны хорошо себя вести. Не обижать меня.
– Так что, – крикнул из заднего ряда Гвидо, случайный вымогатель. – Сколько денег вы заработали на этой книге?
Путь в мой кабинет лежит мимо того, где сидит Илиона.
Дверь была открыта, Илиона попросил меня войти. Худший кабинет нашей кафедры, с окнами на парковку, потому он (или она), разумеется, видел, как я подъехал. Джинсы, кеды, футболка и спортивная куртка «экономного» бренда – университетский гранж. Такие люди, как Джейкоб Роуз и Уильям Генри Деверо Младший, одевались схоже, когда сами были молодыми и радикальными преподавателями. Но на этом, каждый раз отмечаю с облегчением, сходство и заканчивается. В кабинете моего юного коллеги очень мало книг, зато впихнулся крошка-телевизор со встроенным видеомагнитофоном. Полки забиты кассетами, сплошь сериалы десятилетней давности, он крутит их день напролет, даже во время консультаций. Исследования этих самых сериалов он ради спасения окружающей среды публикует в интернет-журналах (и заодно спасает самого себя от упрека – мол, его труды не стоят той бумаги, на которой напечатаны). В данный момент он исследует сцену из сериала под названием «Различные ходы». Я повернул предложенный мне стул так, чтобы оказаться спиной к экрану.
– Это эпохальное кино! – сообщил Илиона вроде бы с искренним восторгом.
– Эпохальный сериал? – переспросил я. – Серьезная похвала.
Если он и понял, что я издеваюсь, то не поддался на провокацию.
– Великая расовая фантазия консервативной белой Америки. Чернокожие мальчики – никому не угрожающие, нежные. Богатые белые старики позаботятся о чернокожих. Замечательная штука.
Слушая его, я подумал, что Илиона, скорее всего, тот парнишка, у кого в старших классах отнимал карманные деньги представитель той же демографической страты, к которой принадлежит и Гвидо. Теперь, в университете, он наконец в безопасности. Даже над его конским хвостом никто не вправе посмеяться.
– Я подумываю насчет спецкурса в следующем году – например, сравнить несколько эпизодов из «Различных ходов» с «Гекльберри Финном». Великий американский расистский роман, понимаете? Показать, что позиция белых не изменилась, что в основе своей эта фантазия и поныне остается неприкосновенной. Джун считает, это верная мысль.
Что-то в интонации, с какой Илиона произнес имя Джун, напомнило мне о слухах насчет нашего юного коллеги и жены Тедди Барнса.
– Мне казалось, вы не даете студентам читать книги, – сказал я. – Писательство – фаллоцентрическое занятие и так далее.
Он нащупал среди бумаг пульт и нажал на паузу. На экране застыло херувимское личико чернокожего паренька, звезды сериала.
– Я не против книг. Но с ними есть опасность увязнуть в колее.
– Понимаю. Я в этой колее так и застрял с тринадцати лет.
Он сморгнул:
– Вы только в тринадцать лет научились читать?
– До тех пор я не любил читать. Любовь – вот что удерживает нас в колее.
– Точно! – Он очень серьезно закивал. – А как вы живете там, в Аллегени-Уэллс?
– У нас есть кабельное телевидение, – заверил я. – А некоторые и спутниковые тарелки установили.
– У Пола спутниковая, – подтвердил он и уточнил на случай, если я не понял, о ком речь: – У профессора Рурка.
Тогда я решил, что упоминание Джун минутой ранее особого подтекста не имело. Он их всех называет по имени – в следующем году будет подавать на постоянный контракт и дает мне понять (вдруг я задержусь в должности заведующего), как хорошо он вписался. Дружит с представителями всех фракций. Я кивнул, подтверждая, что понял:
– Большой угрюмый малый, ага.
Илиона пропустил мой комментарий мимо ушей.
– Мне нравится его дом, боюсь только, не сполз бы он с горы.
Я кое-как скрыл ухмылку.
– Джун тоже так думает.
Статья, над которой они работали весь год, была, насколько помню, посвящена образам клитора у Эмили Дикинсон. По словам Тедди, Джун – обладательница клитора и потому заведомо более чувствительная к его зашифрованным появлениям в стихах Диккинсон – должна была написать черновик, а затем она и Илиона собирались этот текст отредактировать, применив его (Илионы) суперсовременный словарь литературной критики. «Странная штука, – пожаловался мне Тедди как-то раз осенью, когда записи Джун были разбросаны по всему их дому. – В пятнадцать лет я был одержим киской – дожил до пятидесяти, и пожалуйста: киской одержима моя жена».
– Мы посмотрели там пару домов, но я пока не уверен, – сказал Илиона. Должно быть, вид у меня был озадаченный, поэтому он сразу же пояснил: – Мы с Салли.
– Ага, – кивнул я.
Салли, редко показывающаяся на людях молодая женщина, приехала вместе с ним в Рэйлтон четыре года назад и вроде бы «дописывала диссертацию».
– То есть там очень мило, и я бы не против жить под сенью дерев. Но тогда бы нам пришлось, типа, отказаться от мечты жить в интегрированном сообществе.
