Он мнется, и я произношу сама:
– А Даша не была той женщиной, которая подходила на роль супруги депутата.
– Да, именно так. Кто бы что ни говорил, но в политике многое зависит от того, кто находится рядом с тобой. Жена должна разделять интересы мужа. А Даша – она совершенно не амбициозна. Ей никогда не хотелось учиться в институте, не хотелось сделать карьеру – ее вполне устраивало то болотце, в котором она была. Нет, я не говорю, что это плохо. Это, может быть, замечательно, и она может стать прекрасной женой фермера, электрика или сельского врача. Если бы я хотел оставаться простым инженером, то она бы мне вполне подошла. Но политики – публичные люди, и их жены – тоже. Да она и не претендовала на такую роль. Мы с ней никогда не говорили о чувствах друг к другу – даже когда были не вполне трезвы. Я не объяснялся ей в любви. Не обещал на ней жениться. Мы не обсуждали эти вопросы – возможно, зря. Но мне казалось, это будет неловко и даже оскорбительно для нее. Я думал, она сама всё понимает. Когда она сказала, что беременна, я впал в ступор. Стоял с открытым ртом и не знал, что сказать. Я чувствовал себя идиотом. Предвыборная кампания вступила в решающую стадию, а тут – такое. Ты считаешь, я не должен был в тот момент думать о выборах? Легко сказать. Незадолго до этого я познакомился с самим губернатором, он пожелал мне успехов, сказал, что партии нужны молодые энергичные политики. Я чувствовал себя таким воодушевленным. Не знаю, говорил ли я тебе, что место инженера в управлении – это совсем не то, чего мне бы хотелось. Там неплохая зарплата, возможность карьерного роста, но это – каторга. Я всегда интересовался политикой – в школе ездил в летние лагеря актива, руководил кружками. В институте вступил в «Молодую гвардию». Это были первые выборы, первый серьезный шаг на новой стезе. И вдруг… Ты пойми – я испугался даже не столько за свой имидж, сколько за то, что подвел коллег по партии. Ты только представь заголовки местных газет оппозиционных партий. «Кандидат от «Единой России» помогал детскому дому в обмен на интим-услуги со стороны его воспитанниц». В разгар предвыборной борьбы такие новости идут на «ура». И никого не интересовало бы, что Даша – уже не воспитанница детского дома, что она уже окончила техникум и уже работает. Моя политическая карьера завершилась бы еще до первых выборов.
Мы останавливаемся у библиотеки (надо же, в воскресенье работает до семи!) – не очень удобное место для подобных разговоров. Впрочем, библиотека детская, и проходящих мимо нас ребятишек наша беседа интересует мало. Для них и Илья – незнакомый персонаж, они еще не интересуются политикой. Но Кухаренко всё равно замолкает, стоит скрипнуть библиотечной двери.
– Я предложил ей сделать аборт – сказал, что устрою ее в лучшую клинику Вологды.
Предусмотрительно с его стороны – подумать о том, что ей лучше ехать на операцию в соседнюю область.
– Я кажусь тебе чудовищем, да?
Я мотаю головой. Нет, чудовищем я его не считаю. К сожалению, на его месте так поступил бы, наверно, каждый второй молодой человек. Как ни странно, я думаю о Лере. Как она отнеслась бы к тому, что он сейчас рассказал?
– Она тогда так посмотрела на меня! Честное слово, пот прошиб. Не было ни истерики, ни даже слёз. Она спокойно сказала, что подумает. И пошла к вокзалу. А я бежал следом и пытался объяснить, почему я не могу поступить по-другому. До сих пор стыдно вспомнить! Я уговаривал ее никому об этом не говорить – хотя бы до дня выборов. Я тогда почему-то особенно боялся, что она расскажет Веснянской. Ты не знаешь Леру; она – совсем шальная. Непредсказуемая абсолютно. Трудно сказать, как бы она себя повела, если бы узнала про нас с Дашей. Может, это немного самонадеянно с моей стороны, но мне казалось, она мне тоже симпатизирует. Не потому, что я такой замечательный. Просто с кем они общались раньше в своей Солге? С пьяным быдлом, не умеющим связать двух слов, не привыкшим подавать дамам руку? Они обе смотрели на меня с обожанием. Нет-нет, с Лерой у нас ничего не было. Нужно было бы быть совсем сумасшедшим, чтобы завести с ней интрижку. Даша ей ничего не сказала, за что я ей очень благодарен. Конечно, ни о какой агитационной поездке по деревням в том состоянии, в каком она была, не могло быть и речи. Она нашла предлог и ехать отказалась. Лерка кипела от гнева. Всю неделю, что мы ездили по району, она жалела меня и говорила, что Дашка ей теперь не подруга. А я боялся возвращаться в Солгу. А когда мы вернулись, Даша уже уехала. Не знаю, куда. Она не позвонила и не написала. А я до самого дня выборов трясся, как заяц. И когда мы отмечали победу и пили шампанское, я всё еще не мог улыбаться. Это было такое напряжение! Я только спустя несколько дней понял, что всё это время думал только о себе. Она уехала без денег, с одним чемоданом. Много ли вещей может поместиться в старый чемодан?
Интересно, если бы все это он рассказал не мне, а Лере, пожалела бы она его? Что оказалось бы важнее – дружба и собственные моральные принципы или все-таки любовь?
– Куда она могла поехать? Ты не пытался ее найти?
– Она рассказывала мне, что у нее есть родственница в Подмосковье – старшая сестра матери. Мы однажды с ней говорили о детстве. Они не переписывались несколько лет, а в прошлом году снова стали общаться. Надеюсь, она поехала к ней. Не искал ли я ее? Нет, не искал. Боялся. Считал, что так лучше. Я ничего не могу ей предложить. Знаю, что вел себя как страус, но постарайся меня понять.
Он смотрит на меня с такой надеждой! Ждет, что я пойму и поддержу. Эх, Илюша, Илюша!
Я беру его под руку, и на его щеки возвращается румянец. Мы снова идем по улице.
– Ты должен ее найти! Нет-нет, я не собираюсь читать тебе нотации. Но ты должен ее найти.
Кто я такая, чтобы давать ему советы? Он старше, он опытней, и это – его личная жизнь. И все-таки мне хочется до него достучаться.
– Можно узнать у Туранской адрес Дашиной тетки, – предлагаю я. – Можно написать ей или съездить туда. Ты только подумай, как ей сейчас одиноко.
Дашу я знаю только по нескольким ее письмам и Лериному дневнику. Но мне почему-то кажется, что она – хороший человек. И я почти уверена, что Илья тоже это знает.
– Ты говоришь, что ничего не можешь ей предложить. Но ты можешь – хотя бы деньги. Да, предлагать деньги – дурной тон, но иногда они просто необходимы. Ребенку нужно что-то есть, его нужно во что-то одевать, а Даша сейчас вряд ли может работать. Да это нужно не только ей – это нужно и тебе! Ты никогда не сможешь быть спокойным, если их не найдешь. Ты только подумай, что, может быть, когда-нибудь ты будешь баллотироваться в губернаторы или даже президенты, и вдруг какая-нибудь бульварная газетенка обнаружит, что у тебя есть дочь или сын, которую или которого ты бросил.
Он невесело улыбается. Уверена, такие мысли уже приходили ему в голову.
– Не обязательно жениться на Даше, чтобы принимать участие в жизни твоего (ты только вдумайся – твоего!) ребенка. Ты же не хочешь, чтобы он голодал, чтобы ходил в обносках? Ты же хороший человек!
Он останавливается и растерянно смотрит на меня.
