Конечно, еще проще было бы об этом событии вообще забыть. Бывает же такое – закрутилась, заработалась и забыла! Обычное дело. И раньше, наверно, такое случалось сплошь и рядом. Но сейчас, когда и Фэйсбук, и Вконтакте, и Одноклассники уже за несколько дней до грядущей даты принимаются забрасывать тебя напоминаниями по электронной почте, забыть о поздравлении – вызывающе неприлично.
Вариант с смс-кой после некоторых сомнений я отбрасываю и, подкрепив себя малюсенькой шоколадкой, набираю номер Павловой. Гудок, еще гудок и еще… Ура! Теперь-то точно можно ограничиться сообщением безо всяких угрызений совести. Но когда я уже собираюсь нажать на «Отбой», в трубке раздается:
– Да, слушаю.
И ни нотки радости в голосе.
Я бормочу дежурное поздравление, добавляю от себя пожелание всяческих успехов, передаю привет Андрею и уже собираюсь сказать «До свидания», когда Лида выдыхает в трубку:
– Мы с Андреем теперь не общаемся. Так что с приветами разбирайся сама.
Вот это новость!
В голосе Лиды – не только обида, но и неприкрытая враждебность. Может быть, она думает, что Андрей уже рассказал мне об этом, и я упомянула о нем специально – чтобы посыпать соль на рану?
Что нужно говорить в таких случаях, я не знаю, и потому говорю нейтральное:
– Жаль.
Хотя на самом деле мне вовсе не жаль, мне и раньше казалось, что Андрей и Лида – совсем не подходящая друг другу пара, и что Савицкий заслуживает чего-то гораздо лучшего. Впрочем, пусть разбираются сами. Теперь я думаю только о том, как бы потактичнее закончить разговор.
Но Лида вдруг спрашивает:
– А ты думала, что я буду с ним общаться после того, что он устроил?
Она, наверно, разговаривает стоя – представить ее сидящей с телефоном в кресле или, тем более, лежащей с телефоном на диване, я решительно не могу. И слова Лида не произносит, а чеканит, и они несутся сквозь пространство, сопровождаемые каким-то резким металлическим звуком.
– А что он устроил? – осторожно любопытствую я.
– Только не говори, что не знаешь, – градус Лидиного голоса понижается еще на несколько делений. – Он бросил работу в Лондоне!
В ее устах это звучит как обвинение в преступлении. Я снова судорожно ищу подходящие к случаю слова.
А вот у Лиды подходящих слов сколько угодно.
– Ему выпал такой шанс, какой мало кому выпадает в начале карьеры. Нужно было хвататься за него обеими руками и идти вперед! Нужно было вгрызаться в него всеми зубами!
Спорить с Лидой – дело почти бесполезное, но и промолчать я не могу.
– Лида, а если он не хочет вгрызаться?
– Конечно, он не хочет, – враждебно соглашается она. – Зачем? Ему все приносят на блюдечке. Он даже не понимает, что большинство людей работают отнюдь не потому, что работа доставляет им удовольствие, а потому что, в противном случае, им будет нечего есть и негде спать. И что тысячи гораздо более способных людей, чем он, никогда не смогут получить работу в такой известной газете, потому что у них нет такой протекции, как у него. Ах, скажите, пожалуйста, ему там стало скучно! Ему не понравилась Англия, и он решил вернуться домой! Ты в состоянии это понять?
На сей раз я молчу. С какой стати я должна обсуждать с ней Андрея?
Но она и не нуждается в моем ответе:
– Хотя кого я спрашиваю? Конечно, ты его понимаешь! Ты сама из-за дурацкой прихоти отказалась от возможности учиться в Кембридже! Подумаешь – какой пустяк – один из лучших университетов мира! Разве ему сравниться с захудалым детским домом?
И почему я должна всё это выслушивать? Я всего лишь хотела поздравить Лиду с днем рождения.
– Тебе не кажется, что это – не твое дело? – вот так вот – я тоже могу говорить с металлом в голосе. – И кому, как не тебе, знать, что моя прихоть тут не при чем.
– Не при чем? – с вызовом переспрашивает Павлова. – А что, были какие-то объективные причины, чтобы ехать в эту, как ее там, Сойминскую…? Ах, да, Солгинскую! Только не говори про чувство вины и какие-то обязательства. Разве той девице стало хоть чуточку легче от того, что ты поехала в эту деревню, а не в Лондон? Конечно, нет! Но тебе же захотелось почувствовать себя героиней, этакой декабристкой, отправившейся пусть не в Сибирь, но тоже достаточно далеко от обустроенных мест. А ты не задумывалась, что будет потом? Потом, когда тебе надоест утирать сопли чужим оболтусам? Потом, когда ты поймешь, что сделала глупость, и захочешь вернуться домой? Что ты тогда сделаешь? Просто соберешь вещи и уедешь на такси? А может, в вашей деревне и такси нет? А ты хоть понимаешь, что у этих сопленосых тоже есть чувства? А сами они еще слишком маленькие, чтобы понимать, что человеку свойственно предательство, и что взрослые сплошь и рядом обманывают чьи-то надежды. Мир нельзя изменить.
Ночью я долго не могу уснуть. Лежу в кровати и ругаю себя за этот телефонный звонок. И за то, что так долго выслушивала нотации Павловой, не решаясь положить трубку.
А под утро просыпаюсь, вся в поту, и долго плачу, уткнувшись в подушку – лишком многое в словах Лиды – правда. Мы в ответе за тех, кого приручили. Так, кажется, написал Сент-Экзюпери?
11
Ирина Эдуардовна Кухаренко оказывается невысокой худенькой женщиной с собранными в пучок светлыми волосами. Мы с ней чопорно раскланиваемся в прихожей, и она буравит меня строгим взглядом из-за стекол очков.
Я протягиваю ей традиционную коробку конфет (купила самые лучшие, какие были в магазине), она вежливо благодарит.
Илья помогает мне снять пальто, приглашает в большую и очень уютную комнату. Вкус у хозяев есть – обои, гардины, мебель и даже камин – подобраны в едином стиле.
Я не удерживаюсь от комплимента:
– Как у вас красиво!
Ирина Эдуардовна снисходит до улыбки.
– Спасибо, очень приятно. Мы обошлись без приглашения дизайнера. Пойдемте, я покажу, где у нас ванная комната – вы сможет помыть руки.
Ванная тоже недурна – в Солге я отвыкла от кафеля и хорошей сантехники, и они уже почти шокируют. Я послушно мою руки и вытираю их мягчайшим (стирают с кондиционером?) махровым полотенцем.
– Пожалуйста, проходите к столу! Не обессудьте – угощения у нас простые, можно сказать – деревенские.
На овальном столике – блюдо с закусками – несколько миниатюрных маринованных огурчиков (забыла, как они называются), горушка соленых опят, озерцо красной икры и немножко квашеной капусты. Рядом – соусница с белым соусом. Красное вино выставлено не в бутылке, а в графине. Морс – в красивом кувшине. Бокалы хрустальные, тарелки фарфоровые.
Все изысканно, благородно. Даже как-то неловко становится за свой простой брючный костюм.
Выпиваем по бокалу за знакомство. Пробую грибы и копченую колбаску. Вкусно.
