– Ты не ушиблась? С тобой все в порядке?
И сразу становится ясно, как глупо было столько времени обращаться друг к другу на «вы».
Он помогает мне подняться, отряхивает снег с куртки. В его глазах – тревога.
Я пробую сделать шаг. Кажется, получается. Но подняться на гору снова я категорически отказываюсь, и мы, сменив горные лыжи на обыкновенные, часа полтора катаемся по равнине.
Потом пьем чай в кафе «Фристайл» и едим вкуснейшие шаньги с картошкой.
День солнечный, снег белый. Красота!
Свободных номеров в небольших, разбросанных по склону домиках не оказывается, и я, честно сказать, этому рада. Было бы как-то неправильно провести ночь в одной комнате с человеком, с которым ты только-только перешел на «ты». Пусть даже этот человек безумно тебе нравится. Не уверена, что он стал бы ко мне приставать, но думаю, что если бы стал, я бы не устояла.
Так что мы возвращаемся в Солгу пока как друзья. Мы болтаем без умолку – о вновь начавшемся снегопаде, о российском лыжном спорте (мы в этом вопросе те еще специалисты!), о Туранской, о депутатской работе, об универе.
На полпути на меня накатывает сон. Нет, ну вы представляете себе – ехать в машине с таким кавалером и уснуть! Кажется, он не обижается. Он высаживает меня у самой калитки детского дома, жмет мне ладошку (рука у него теплая и мягкая) и на следующие выходные приглашает в кино. Оказывается, в Вельске есть кинотеатр. Кто бы мог подумать?
15
Тоня уже уложила детей в кроватки. Я заглядываю в спальню. Пучок света из приоткрытых дверей падает на прильнувшие к подушкам головки.
У Эдика, как обычно, – пальцы во рту. Не удивлюсь, если эта привычка останется у него и в школе. Тоня думает о том же.
– Лапу сосет, как медведь, – жалится она и шмыгает носом.
Тоня – наполовину армянка. Отец, проходивший практику в Солгинской средней школе, решил, что пребывание в продуваемом всеми ветрами домике, который предоставлялся начинающим специалистам, не полезно для молодого организма. И гораздо удобнее снять комнатку в какой-нибудь теплой и уютной избе. Он снял ее у Тониной бабушки. А заодно завел роман с ее старшей дочерью. Для него это было мимолетным увлечением. А может, даже и не увлечением – так, лекарством от скуки. Он не учел одного – девушка оказалась несовершеннолетней. И когда она забеременела, ему пришлось выбирать между уголовной ответственностью и штампом в паспорте. Он выбрал штамп.
Еще один штамп – о разводе – появился у него, когда Тоне было шесть месяцев. Он уехал из Солги – сначала в Москву, потом – в Ереван. Деньги на содержание дочери присылал регулярно, но никогда не писал и не звонил. Она знала его только по фотографиям. «Исчез, как фокусник. Бабушка говорит – ему бы в цирке выступать, как Амаяку».
Тоня отодвигает руку Эдика от его рта, натягивает одеяльце ему на плечи.
А я смотрю на пустую кроватку у окна.
– Тоня, где Артемка?
Она отвечает шепотом:
– В гостевой. Я его там спать положила. Ему плохо стало в уборной. После ужина уже. Степка за мной прибежал. Прибегаю – лежит на полу. Я его сначала в спальню отнесла. Понятное дело, за Ставровой побежала. А ребятишки галдят, у Темкиной кровати крутятся. Вот и перенесла его в гостевую.
Мы выходим в коридор, тихонько закрываем дверь.
– А Эллушка что?
Я не высокого мнения о медицинских способностях Ставровой, но ведь чему-то в училище ее должны были научить.
– Сказала, нужно давать ему витаминки – для улучшения аппетита.
Артем лежит на взрослой гостевой кровати, на которой его худенькое тельце кажется совсем крохотным. Я не включаю свет, но по тяжелому неровному дыханию мальчика понимаю – ему нехорошо.
Я снова бегу – уже к Ставровой. Тоня Акопян – следом. Эллушка живет на соседней улице. Мы стоим на ее крыльце уже через пять минут.
Тоня дергает меня за рукав:
– Да что с ей ругаться-то? Кабы она понимала…
Но я барабаню в дверь.
– Элла Егоровна, откройте!
Она еще не спит – в доме горит свет и слышен звук работающего телевизора.
– Элла Егоровна!
Сначала – легкий шорох в сенях, потом – чуть приоткрытая дверь. И наконец – сердитое лицо самой Ставровой.
– Добрые люди по ночам дома сидят! – начинает выговаривать она, но осекается, увидев наши отнюдь не добрые лица. – Случилось что?
– Теме плохо! – я прислоняюсь к перилам крыльца, запыхавшись, хватаю ртом морозный воздух. – Пойдемте с нами!
Она плотнее кутается в наброшенный на плечи пуховый платок, переминается с ноги на ногу.
– Я час назад там была, – и вперивает в Тоню строгий взор. – Ему хуже стало?
Акопян выпаливает:
– Ему лучше не стало!
– Может, вы подежурите у него в комнате? – пока еще вежливо предлагаю я.
Она искренне удивляется:
– А смысл? Укол я ему сделала. Утром таблетку дам. Вы не волнуйтесь, Варвара, с детьми иногда такое бывает. Разволнуются чересчур из-за какого-нибудь пустяка. Или перенапрягутся. Ребята сказали, что они баловались в туалете – кучу малу устроили. А он у вас хилый мальчик. Его затоптали, он и задохнулся. Спортом ему нужно заниматься – но осторожно. Бывали у нас такие кадры – поступали настоящими задохликами, а к старшим классам бугаями становились.
Она мерзнет, постукивает одним валенком о другой.
– Но ему уже не первый раз плохо становится! – не отступаю я. – Может быть, обследование провести?
Ставрова начинает терять терпение – то ли от холода, то ли от нашей непонятливости.
– Какое еще обследование? Он, разве, жалуется на что? Он полгода назад медкомиссию проходил – все врачи признали здоровым. И по прежнему месту жительства он на учете в поликлинике не стоял.
– Может быть, его в город направить на обследование? Там, наверно, и оборудование лучше, и врачи. Лучше, чем в районной больнице.
– Чего это лучше? – обижается Ставрова за районных коллег. – А чего сразу не в Москву? В кремлевскую больницу?
Я сжимаю кулачки (варежки не надела!)
– Можно и в Москву! Если есть возможность, то в Москву даже лучше. Можете направить?
Она крутит пальцем у виска:
– Да если бы мы каждого больного в Москву направляли, там бы уже не протолкнуться было. Соображать надо маленько. Ладно, замерзла я с вами. Утром зайду.
И захлопывает дверь перед нашими заиндевевшими носами.
16
Нужно ли говорить, что ночую я в гостевой комнате и почти всю ночь не сплю, реагируя на каждый вздох Артема. А вот под утро засыпаю, и он встает с кровати первым. Я тоже вскакиваю.
