Я достаю из кармана платок и вытираю ему и слёзы, и сопельки. Артем впервые не отодвигается от меня.
– Конечно, можно. Почта сейчас хорошо работает. Знаешь, как Лера обрадуется?
Он серьезно кивает.
– А можно, я еще шоколадку отправлю? Дядя Илья завтра, наверно, шоколадки привезет.
– Можно и шоколадку. Уверена – Лера любит сладкое. Да?
Мы вместе складываем в коробку карандаши, и Тема идет в спальню – чтобы хоть чуть-чуть помочь ребятам.
Тетя Надя жалостливо смотрит ему вслед.
– Квелый он у тебя какой-то, Варвара. Будто его месяц не кормили. Ты не думай – я ему и котлетку побольше кладу, и соусу подливаю. Да только аппетиту у него нет.
4
Шефы приезжают в десять утра на зеленоватом «УАЗ-Патриот». Их двое – высокий светловолосый Илья Кухаренко (его трудно не узнать) и тоже высокая женщина в очках. Все заднее сидение автомобиля заставлено коробками, которые наши истопник и водитель тут же принимаются перетаскивать в дом. Женщина суетливо им помогает.
Самого Кухаренко от необходимости побыть грузчиком избавляет Светлана Антоновна – она зовет его посмотреть на столовую, крышу которой он когда-то ремонтировал. И всё-таки он хватает одну коробку – потяжелее – и несет ее ко крыльцу.
Знакомить меня с Ильей никто не собирается. Туранская, судя по всему, забыла, что я вижу его в первый раз. А Зои не оказывается рядом. И когда он возвращается во двор с экскурсии, я, как дура, по-прежнему топчусь у беседки.
У машины тусуются одни мои метеоры. Малышню на улицу не выпустили, а старшие считают себя слишком взрослыми, чтобы ползать по мягким сиденьям и нажимать на клаксон. А мои ползают и нажимают, и захлебываются восторженным смехом.
Когда эта какофония надоедает Туранской, она приглашает гостей в свой кабинет пить чай. Нас туда не приглашают. Зоя обижается, а мне это кажется совершенно естественным – наверняка, им нужно обсудить какие-то важные вопросы, которые рядовых сотрудников детского дома не касаются. В конце концов, туда не пригласили никого из воспитателей, кроме Швабры.
Я уже даже начинаю думать, что сегодня с Ильей так и не познакомлюсь – не удивлюсь, если гости уедут сразу после разговора со Светланой Антоновной. Подарки они отдали, с детишками потешкались, могут написать отчет с чувством выполненного долга. Или что они там пишут о поездках?
А может, так оно и лучше – не нужно будет чувствовать себя виноватой перед Лерой хотя бы за это.
И все-таки мне тоже чуточку обидно – так и не переброситься хоть несколькими словами с человеком, из-за которого я приехала в Солгу. Тем более, что сегодня, как сказала бы Алина Генриховна, я выгляжу особенно авантажно. Я надела белую блузку и бордовый шерстяной брючный костюм. «Офигеть!» – дала оценку Зоя. Для парадной формы одежды есть вполне приличная причина – как только гости отчалят, я тоже еду домой! Три дня выходных я хочу провести в Архангельске.
Мы успеваем накормить малышей обедом (мой костюм при этом отделывается маленьким пятнышком сметанного соуса на рукаве), отвести их в спальню и уложить в кроватки, когда гости, наконец, выходят во двор. Туранская доброжелательно улыбается, Илья – тоже. Похоже, переговоры прошли в теплой дружеской обстановке.
На случай, если меня все-таки будут знакомить с Кухаренко, я еще утром придумала и отрепетировала несколько изящных фраз, отражающих мой интерес к политике, который, как я думаю, должен быть приятен каждому депутату. Но я напрочь забываю их, как только Туранская подводит гостей ко мне.
– Познакомьтесь, это – наш новый воспитатель Варвара Кирилловна Николаева.
Я улыбаюсь и чуть наклоняю голову. Светлана Антоновна представляет мне Илью Сергеевича Кухаренко и Любовь Андреевну Тарусину. Кто она такая, понять трудно – наверняка, еще не депутат. И уж точно не его возлюбленная – она вообще ни на чью возлюбленную не похожа – слишком серьезна, даже сурова.
Туранская кажется довольной – дети вели себя хорошо, шефы улыбаются. Может быть, визит и оставил бы и у гостей, и у хозяев исключительно приятные впечатления, если бы на него не наложился еще один визит – совсем другого характера.
Во двор въезжает старенькая «нива», из которой, пошатываясь, вылезает худенькая женщина в ярком цветастом платье и мужском пиджаке. Она едва стоит на ногах – пьяна в стельку. Я ее знаю – это мама Степана Лисицына. Я познакомилась с ней во время ее предыдущего посещения детского дома. Тогда она была в этом же платье, только без пиджака. От нее тогда несло перегаром, но перегаром вчерашним. И в тот раз она была тихой, испуганной.
Я бросаюсь к ней и шиплю:
– Да как вы смеете приезжать в детский дом в таком виде?
Она хихикает:
– Имею право! У меня сын тут – Степка.
Она меня не узнает. Мне кажется, она сейчас не в состоянии узнать даже Туранскую. Алкоголь придал ей уверенности, даже наглости.
– Вас все равно к нему не пустят. Сегодня – не приемный день.
Я хватаю ее за руку, но она, несмотря на щуплую фигурку, прет как танк.
Из «нивы» вылезает водитель – такой же пьяный, как и Лисицына. Даже удивительно, как они смогли доехать до Солги. Мужчина, кажется, собирается помочь своей спутнице прорваться в дом.
Кухаренко с Туранской бросаются мне на помощь.
– Надеюсь, вы не позволите ему сесть за руль в таком виде? – Илья придерживает мужчину за засаленный рукав фуфайки. – Он сможет доехать разве что до ближайшего столба.
Светлана Антоновна пытается быть невозмутимой.
– Не беспокойтесь, Илья Сергеевич, мы их сейчас в гостевую отведем – там кровати есть, они отоспятся.
Наверняка, такие сцены в детском доме происходят часто – большинство родителей лишены прав именно за пристрастие к алкоголю. Туранская знает, что делать. И не только она.
– Где Степка? – вопрошает Лисицына.
Светлана Антоновна морщится, но отвечает почти спокойно:
– Не волнуйтесь, вас сейчас к нему проводят, – и чуть повышает голос: – Зоя Константиновна!
Зоя ловко подхватывает посетительницу под руку и поворачивается к ее спутнику.
– Пойдемте! У ребят сейчас тихий час. Мы пока с вами чаю попьем. У нас печенье есть вкусное.
Я с удовольствием отступаю в сторону. Лисицына почти повисает на худеньком Зоином плече. Гости не сопротивляются – они ожидали куда менее радушного приема. Они послушно топают в дом.
– Безобразие! – подает голос Тарусина. – Как вы можете пускать к детям пьяных?
Вопрос совершенно правильный, и хотя задали его не мне, я почему-то ощетиниваюсь, выпускаю наружу иголки. Туранская – тоже.
– Да? – ледяным тоном спрашивает она. – А что прикажете нам делать?
