Пока Андрей звенел посудой на кухне, Лена валялась на диване, щелкая переключателем каналов ти-ви. «Жирок завязывала» после обильного ужина. Это было частью их плана – пополнеть, отрастить брюшко, добавить складок на шее. Полнеть было легко и, в общем-то, приятно. Ничего делать не нужно. Специальная диета, пищевые добавки и врожденная предрасположенность все за тебя сделают, через две-три недели гардероб обновлять придется. Никто не узнает в толстой бесцветной немке косморазведчицу Лену Коцюбу.
Андрей закончил «домохозяйничать», заглянул в комнату:
– Что интересное показывают?
– Да что там может быть интересного? Я думаю, а не сходить ли искупаться? Жирок заодно растрясу.
– Нельзя растрясать. – Лесовской погрозил пальцем. – Это для маскировки.
– Домаскируешь меня, пока на свинью не стану похожа, и разлюбишь.
Андрей расплылся в улыбке. Подошел, плюхнулся рядом на диван.
– Ты ни капельки на свинью не похожа.
– А на кого, на корову?
– На бурундучка, который готовится к зимовке, потому и запасает жирок. А я бурундучков люблю так же, как и белок.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но Елена неожиданно вскинула руку.
– Тише! – ткнула пальцем в экран. – Слушай, что это?
Торжественный, полный сочувствия голос дикторши зачитывал текст: «Сегодня на мемориальном кладбище Героев Космоса состоялись торжественные похороны членов экипажа звездолета “Христофор Колумб”. На похоронах присутствовали начальник Управления Космофлота…» На экране было это самое кладбище, гранитные плиты с выгравированными золотом буквами, люди в трауре. Суровые, растерянные, заплаканные лица. «…родные и близкие погибших», – закончила перечислять присутствующих дикторша. И объектив видеокамеры тут же прошелся по их лицам. Вон Буланов стоит, рядом с ним – командир «Лаперуза» Костя Куршин, еще знакомые по косморазведке. Даже Маликов приехал. Ближе к могилам: родители Ники, высокая, затянутая во все черное женщина – мама Коновальца. Дикторша начала зачитывать список погибших: «…Командир экипажа Иван Круминь, бортинженер Степан Маслов, кибернетик Виктор Коновалец, пилот Ярослава Медведева, врач-экзобиолог Вероника Пристинская…» Камера чуть повернулась. По другую сторону от свежевмурованных плит – еще люди. Мама, папа, сестра. «…разведчик-планетолог Елена Коцюба. Мы будем вечно чтить память героев-космопроходцев».
Репортаж закончился, а Елена продолжала таращиться на экран. Затем повернулась к Андрею:
– Как это понимать? Нас что, всех похоронили? Мы все умерли?!
– Официально да. А чего ты ждала? Не могли же они объявить, что ты пропала без вести. – Лесовской криво усмехнулся. – Так что, фрау Брунхарт, прежнее свое имя можете забыть.
– Но это неправильно! Так нельзя! Там же родители, Ритка – они ведь думают, что я в самом деле умерла! Надо предупредить…
– Ты что?! – Андрей схватил ее за руки, будто боялся, что она сию минуту побежит предупреждать. – И не думай! Гээсбэшники только и ждут, что ты объявишься.
– Но как же тогда…
Она замолчала. Лесовской выключил телевизор, и они так и сидели в тишине, в сгущающихся сумерках короткого южного вечера. Эти сумерки, тишина, низкий потолок маленькой комнатки будто сжимали со всех сторон, давили…
Когда невесть откуда взявшийся приступ клаустрофобии сделался невыносимым, Елена поднялась с дивана, шагнула к двери.
– Ты куда? – вскочил следом Андрей.
– Свежим воздухом подышу, прогуляюсь. Нет, лучше проедусь на машине немного. Не могу на месте сидеть.
– Я с тобой!
– Не надо. Мне одной нужно побыть, привыкнуть к этому…
Она не смогла подобрать название, просто махнула рукой. Выскочила наружу, обогнула дом. Сбоку, под навесом, стоял лимонно-желтый «фиат», идущий «добавкой» к взятой в аренду хижине. Села за руль и лишь после этого оглянулась.
Андрей стоял в дверях, бесцельно сжимал и разжимал кулаки. Не знал, как поступить. Раньше мог так и до утра простоять, «терзаемый сомнениями». Но теперь он изменился, еще минута – и передумает, бросится наперерез, не отпустит… Елена нажала кнопку стартера, вдавила педаль акселератора, передернула рукоять скоростей. Машина рванула с места.
Шоссе тянулось по склону горы. Слева – уходящая вверх стена, растрескавшийся камень, пятна ползучей травы, скрюченные скелетики деревьев на уступах. Справа, за полосатыми столбиками и двойной линией натянутых тросов, – обрыв. На шоссе было пусто. И так же пусто и гулко было в голове. И страшно. «Умерла… умерла…» – назойливо пульсировала единственная мысль. «Елена Коцюба умерла и похоронена…» Она почему-то не думала прежде, что это так закончится, что прежней жизни больше не будет, никогда не будет! Что в той, прежней жизни останутся мама, отец, Ритка, похожая на нее, словно близняшка, несмотря на шесть лет разницы в возрасте. Такая же озорная, скуластенькая и грудастенькая белочка. Такая же самовлюбленная дура!
«Фиат» начал огибать очередной выступ. Дорога плавно поворачивала, открывая все тот же уходящий вверх склон. И темно-красный тягач, идущий по встречной. Тягач натужно урчал, волок длинную грязно-синюю цистерну. Странно, такая большая машина, а она ее не заметила, – подумалось самым краешком сознания. Мысль была не второстепенной даже, так, автоматически зафиксированное событие. Едет и пусть себе едет. Лихач, наверное. Тяжелый, под уклон идет, и на такой скорости!
Что произошло дальше, она сразу не поняла. Синяя цистерна начала разворачиваться, перекрывая задом шоссе. Коцюба автоматически вильнула к обочине. Затем только посмотрела на тягач.
Водитель тягача тормозил, одновременно выкручивая руль вправо. Именно из-за этого маневра цистерну начало заносить. И проскочить не получалось: нет обочины, дорога и вдоль нее – тросы. Нужно было тормозить, включать заднюю передачу… Тормозного пути не хватило. «Фиат» стукнулся бампером в счетверенные, полутораметрового диаметра колеса цистерны, отлетел, отфутболенный, точно мячик. Двойной стальной трос удар легкого мобиля выдержал бы, но в следующее мгновение на него навалилась туша набравшей огромный импульс цистерны.
«Бемззз…» – сказала сталь и лопнула. Елена подумала запоздало, что нужно открыть дверь, выпрыгнуть, что зря она пристегнула ремень – лишние секунды. А потом кресло под ней опрокинулось, полосатый столбик проскочил рядом и вдруг взмыл вверх, к темнеющему небу. И вслед за ним взмыла кромка обрыва.
Скала в этом месте уходила вниз почти вертикально, и «фиат» летел, словно потерявшая управление авиетка. Летел, медленно разворачиваясь, запрокидываясь. Что было внизу, Елена не видела. Она смотрела туда, где переваливала свой центр тяжести через кромку грязно-синяя цистерна. Медленно, неторопливо. Необратимо.
Страшно не было, все происходило будто не с ней, а с той, другой Еленой Коцюбой, похороненной на мемориальном кладбище. Парализованное сознание, не в силах принять происходящее, сосредоточилось на деталях: раскачивающиеся обрывки троса, наполовину выкорчеванный из бетона столбик, надпись «Взрывоопасно! Водород!» на заднем торце цистерны. И в стороне, на безопасном расстоянии, – человек, скрупулезно фиксирующий происходящее на видеокамеру.
