Он забрался внутрь машины, тяжело повалился в пилотское кресло. Включил передатчик.
– Шлюпка вызывает Вахту! Шлюпка вызывает Вахту!
Корабль молчал. Иван не испугался. Не удивился почти, воспринял молчание как должное. Это было логическим завершением кошмара: корабль он тоже потерял. И Ярославу… Оставалось закрыть глаза и умереть самому. Жить не было ни желания, ни сил…
Тихий, монотонный голос прорвал тишину в наушниках шлемофона. Этот голос… Он был страшнее, чем гром. Вернее, слова – простые, понятные, сотни раз слышанные, известные наизусть. Гелеоорбитальный маяк вел непрерывное оповещение всех, находящихся в локальном пространстве G00010496, о том, что права на использование данной системы принадлежат Европейско-Российскому Союзу, что вторая планета открыта, исследована и картографирована кораблем-разведчиком «Христофор Колумб».
Это было абсурдом. Абсурдом из абсурдов. Маяк они должны были запустить вчера, перед выходом из системы… если бы экспедиция завершилось благополучно, если бы группа высадки не погибла позавчера! Получается, с кораблем ничего не случилось? Он просто-напросто вернулся на Землю?!
Это было невозможно, это противоречило уставу и здравому смыслу. На шлюпке имелся семидневный резерв кислорода. Если связь прерывалась, корабль обязан был ждать эти семь дней. Плюс еще семь. Ни Буланов, ни Медведева не бросили бы группу высадки, пока оставалась хоть какая-то надежда. Ярослава не бросила бы его ни при каких обстоятельствах!
Тем не менее корабль ушел. Объяснений этому не было. Круминь сидел в шлюпке, слушал сигнал маяка и не знал, что ему делать дальше…
Иван Круминь. Земля, Крым, 31 июля
Солнечные зайчики проскальзывали сквозь густую виноградную листву и прыгали по лицу Ярославы, по каштановым прядям, упавшим на плечи, по рукам, лежащим на дощатом, собранном с нарочитым примитивизмом столе, по горке румяных толстеньких оладий на тарелке с голубой – точно в сказке! – каемкой, по мисочке янтарно-желтого густого меда. Впрочем, по бортику мисочки прыгали не только солнечные зайчики. Здесь же ползала желто-полосатая, элегантно узкая в талии оса, наглая и деловитая, как все осы. Ос Круминь не любил. Как всех наглых и деловитых.
– Может быть, мне нужно поговорить с Еленой? Рассказать?
– О чем ты хочешь ей рассказать, Ваня? – Ярослава качнула головой, и зайчики запрыгали резвее. – О том, что увидел, когда «облако» ушло? Она и так на грани истерики, не сегодня завтра сорвется и начнет делать глупости. А ей ведь нужно вспомнить пещеру. Если мы не узнаем, что там было, то не сможем быть уверенными на сто процентов.
– На сто процентов… – Круминь невесело улыбнулся. – Ты оптимистка.
Они сидели на лавочке под виноградным навесом, в маленьком дворике на окраине Симферополя. Здесь никто не слышал имен Ивана Круминя и Ярославы Медведевой. Для соседей они были просто супружеской парой, мужчиной и женщиной, снявшими домик для отдыха, – мало ли туристов приезжают в Крым летом? И как самая обычная супружеская пара, мужчина и женщина полдничали на свежем воздухе – кушали оладьи с медом. Румяные оладьи, выпеченные по старинному рецепту не менее старинным способом. Разумеется, стандартный кухонный агрегат, которым был оборудован гостевой дом, приготовить такое чудо не смог бы. Оладьи приехали сюда полчаса назад из «Гнезда чайки».
Иван не понимал эти оладьи. До них ли сейчас? Собственно, он многое не понимал в Ярославе. Например, огромный, стоящий в совершеннейшем уединении дом на берегу моря, – непонятно зачем и непонятно как приобретенный. Или невероятное стечение обстоятельств, позволившее Медведевой попасть в экипаж «Колумба». Или необъяснимая позиция в обстоятельствах нынешних…
– Что мне остается, кроме оптимизма? – Ярослава пожала плечами. – Расскажи лучше, что тебе удалось выяснить.
– У Виктора те же симптомы, что у Вероники. Судя по его рассказу, во всяком случае. Но я ему доверяю. Самое замечательное, что он не испуган, а, скорее, заинтригован происходящим. Даже затеял комплексное самообследование. Он пообещал ни с кем не контактировать пока.
– Что Степан?
– А Степан со мной встречаться отказался. И разговаривать не захотел, отключился. Мне показалось, он очень испуган. Он бы не испугался так, если бы все ограничилось неожиданными воспоминаниями. Думаю…
– … симптомы появились и у него.
– Да. И он злится на меня. Догадываюсь, почему.
Иван помолчал, ожидая, не спросит ли Ярослава еще что-нибудь. Тронул было ложку, наполовину утонувшую в меду, но зловредная оса мгновенно заметила покушение на свою добычу. Проворно перебирая лапками, поползла по бортику миски прямо к его пальцам. Точно такая же цапнула его за руку перед самым приездом Ярославы.
Иван оставил ложку без боя. Вздохнул. И попытался подвести итог их маленького расследования:
– Думаю, что мы столкнулись с каким-то неизвестным нам воздействием на человеческий организм. Возможно, облучение, возможно, что-то иное. У троих, остававшихся в лагере, симптомы болезни уже проявились, потому что они дольше подвергались воздействию, чем мы с Еленой. А судя по тому, что нам и память подменили, и запись бортовых видеокамер подделали, воздействие это вовсе не случайное, а очень даже целенаправленное. Слава, пора сообщать руководству. Это не шутки.
– Может, сразу в СБК?
– Может, и в СБК. Мы не знаем, кто и зачем это сделал, но акция явно направлена против Космофлота Евро́ссии. Нет, не спорь! Я отдаю себе отчет, что нас всех ждут полная изоляция и весьма неприятные процедуры. Я полностью согласен с твоими аргументами: нет гарантии, что в результате этих процедур самочувствие Вероники и остальных улучшится. Не исключено, что все выйдет с точностью до наоборот, и это решение будет стоить всем нам жизни. Но если мы не сообщим, то это… нет, это не просто нарушение устава, должностное преступление. Это будет предательством! Понимаешь?
Ярослава чуть заметно улыбнулась.
– И кого же мы предаем? Никак, Евроссию? Нашу родину-маму?
– Слава, не надо ерничать! Неуместно, знаешь ли…
– Не буду. Но кто, по-твоему, прячется в том «облаке»? Консорциум? Арабская лига? Индусы? Китайцы?
Жадность подвела желто-полосатую нахалку. Не удержавшись на черенке ложки, она брякнулась в самую сладко-вязкую гущу. Иван мстительно хмыкнул.
– Откуда мне знать? Никто из них не любит нашу страну.
– А есть за что? Ладно, молчу. Хорошая у тебя гипотеза, Ваня, удобная. Но я ее разобью по трем пунктам. Во-первых, твои «диверсанты» не предприняли никаких шагов, чтобы уничтожить запись трансляции реальных событий. Спецслужбы давно стояли бы на ушах, если бы я приобщила ее к своему отчету. Да нас бы из карантина не выпустили! Из того самого, куда ты так жаждешь вернуться. Во-вторых, «симптомы болезни», как ты это называешь, очень своеобразные. Вероника ведь врач, да и я в этом кое-что понимаю. И в-третьих, в-главных. Твоя «гипотеза» не объясняет, что случилось с тобой в кратере после того, как облако отступило.
